— Олаф, — неожиданно сказал Карс, — ты только посмотри туда!
Я обернулся и взглянул на противоположный берег, который мы только что оставили за спиной.
Там, в раскаленном мутном мареве, воздвигался город.
Я видел великолепные сияющие здания, повисшие в воздухе без всякой опоры, ажурные мосты, арки, пышную зелень цветущих садов…
— Мираж… — пробормотал Хенрик.
Город плыл в воздухе, испуская свой собственный свет. Казалось, сквозь завывания ветра я слышу торжественную музыку, которая сопровождала его появление.
— Никогда не видел ничего подобного. — Карс, открыв рот, уставился на чудесное зрелище. — Он такой… вот бы там оказаться!
— Как там можно оказаться, — вздохнул я, — мираж он и есть мираж.
— Для миража он выглядит слишком достоверно, не правда ли, Матиссен? — задумчиво произнес док.
— Как будто он есть на самом деле, — грустно сказал Карс. — Но нам туда не попасть.
— В жару воздух вытворяет всякие штуки, — вмешался Хенрик, — образуются атмосферные линзы…
— Может статься, и так.
Чудесное видение дрогнуло, замерцало и погасло, и вновь перед нами предстала пыльная равнина, сливающаяся на горизонте с мутным небом.
— Обидно, — вздохнул Карс.
— Да, — подтвердил Хенрик, — в кино ходить не надо. Ладно, пошли.
И он начал спускаться к воде.
— Послушай, — окликнул я его, — а ведь я что-то такое читал в этих докладах…
Но он только рассеянно отмахнулся, скользя вниз по каменной осыпи.
Да и мне было не до размышлений — после проклятой переправы ныла каждая мышца, а бьющее в глаза солнце довершало дело.
Я предпочел последовать его примеру и с жадностью припал к воде.
— Не переусердствуйте, — предупредил док.
— К черту, — устало ответил я.
Док взглянул на часы.
— Видите тень под обрывом? Там можно переждать, пока жара не спадет.
Действительно, край обрыва чуть выдавался вперед, образуя козырек. Скудный ручей мирно журчал рядом, сообщая крохотному клочку тени особую привлекательность.
В ожидании, пока можно будет двинуться дальше, мы с наслаждением растянулись в тени.
— Не так уж все плохо, — Карс явно повеселел, — а вдруг мы все-таки выберемся отсюда, а?
— Ну тебя к черту, — мрачно сказал Хенрик, — еще сглазишь.
— Сглазишь? Как?
— Ну, из суеверия нельзя загадывать заранее, — пояснил я.
— А-а…
— А правда, Хенрик, мне покою не дает, что там делается. Из-за чего наши подняли такую бучу?
— Что толку гадать, — устало ответил он, — если выберемся, узнаем.
— И что потом? Вступите в ряды? — с интересом спросил док.
— Почему бы нет! Наша организация лучше других подготовлена к отражению опасностей такого рода.
— Только этим вы всю жизнь и занимались. Просто спутали и немножко не на тех наехали, да? А так все правильно!
— Не тебе нас судить, слышишь, ты…
— Хватит, — вмешался я. — Ни днем, ни ночью покоя нет.
— Да я что, — пожал плечами док, — это у него, видите ли, миссия спасителя человечества.
— Да я…
— Остынь, Хенрик, — сказал я убедительно, — попей водички, что ли. Вон речка течет.
Наконец возбужденные голоса рядом со мной стихли, и все погрузились в полуденный сон. Тень от скального карниза расширилась, поползла дальше, прихватив небольшой участок речного русла; солнечные лучи изменили угол наклона, утратив часть былой ярости, и все вокруг приобрело мирный золотистый оттенок…
…Док взглянул на часы.
— Четыре пополудни. Пора двигаться дальше.
— Хорошо, что ты меня разбудил, — сказал Карс, — а то мне приснилось, что я все-таки упал в эту пропасть.
— Никогда не думал, что кадары настолько впечатлительны, — заметил Хенрик.
— Хватит рассиживаться, — сказал док, — пошли. Хочешь поделиться своими кошмарами, можешь сделать это по дороге.
Теперь, когда солнце клонилось к закату, идти стало легче. Под резкими порывами ветра пустыня стремительно остывала, отдавая накопившееся за день тепло. Скалы отбрасывали фиолетовые тени, и вдруг оттуда, из густого сумрака, в глаза мне ударила яркая вспышка.
Я отступил чуть в сторону. Свет исчез.
— Эй, — сказал я, — погодите.
— Какого черта? — недовольно спросил Хенрик.
— Там что-то есть. Там, чуть в стороне, между скалами.
Я осторожно передвинулся на прежнее место. В глаза вновь ударил слепящий луч.
— На что это похоже? — вмешался Карс.
— На… точно. Солнце в чем-то отражается. В какой-то блестящей поверхности.
— Зеркало?
— Во всяком случае, стекло. Что-то там есть такое…
— Может, лучше обойти его крюком? — с надеждой спросил Карс.
— Крюком? Ну нет! Надо все-таки посмотреть, что там такое.
И мы двинулись по направлению к сияющему блику. Стоило лишь чуть изменить курс, как отблеск пропал, но через несколько сотен метров на площадке между двумя выветренными скалами стала просматриваться темная масса, постепенно, по мере приближения, приобретающая знакомые очертания; застывшие в прогретом воздухе лопасти, обтекаемая кабина с выпуклым передним стеклом…
Вертолет.
— Вот это да! — сказал Карс.
— Наверняка он неисправен, — отозвался Хенрик, — а впрочем… не помешает и осмотреть его. Вдруг уцелели какие-нибудь припасы.
— Или оружие, — подхватил я.
Теперь я отлично мог разглядеть безмолвную машину. Это был небольшой вертолет, вероятно патрульный, и, несмотря на то что патрули не летали над этими местами Бог знает сколько времени, выглядел он на удивление хорошо сохранившимся — словно ни дожди, ни песчаные бури даже не коснулись матово поблескивающей обшивки.
Хенрик, положив руку на позаимствованную у доктора кобуру, осторожно выступил вперед. Пододвинувшись вплотную к замершей в молчаливом ожидании машине, он осторожно открыл дверцу, которая распахнулась без всякого затруднения, и резко отскочил в сторону. Потом вновь приблизился.
— Олаф, — сказал он, — погляди-ка.
Я подошел ближе.
Вертолет выглядел так, как будто он только что совершил посадку на этой песчаной площадке: даже мельчайшая бурая пыль, которая ровным слоем покрывала все вокруг, не проникла в кабину.
Приборная доска была в порядке, индикатор топлива показывал чуть не полный бак, обшивка сидений была целехонька… все как надо, если не считать того, что из кресла пилота скалился на меня скелет в истлевшем комбинезоне.
— Что за черт, — пробормотал Хенрик.
— Судя по состоянию трупа, он пролежал здесь не один год, — заметил я.
— Тебе лучше знать.
Я снял с соседнего кресла пластиковое покрытие и осторожно переложил в него хрупкие кости. Они были совершенно чистые — словно дожди и песок отмыли их от остатков плоти, не тронув больше ничего в кабине. К нагрудному карману комбинезона была приколота изъеденная временем пластиковая карточка.
Я отколол ее от ветхой ткани.
— «Патрульная служба Лос-Анджелеса», — прочел я.
— Все отделения патруля там прикрыли еще лет двадцать назад, — вмешался док.
— Значит, он пролежал тут больше двадцати лет, — с ужасом сказал Карс, — а почему вертолет цел?
— Откуда мне знать?
Хенрик мрачно рассматривал останки пилота.
— Он выглядит так, словно… словно его нарочно туда положили.
— Как бы он там ни оказался, он заслужил, чтобы его похоронили как должно, — сказал я, пряча карточку в карман. — Погляди, там в кабине наверняка должны быть какие-нибудь инструменты.
— Да, верно, — сказал Хенрик, вынырнув из кабины, — ломик, саперная лопатка… там, похоже, есть и сухой паек. Пилотов тогда неплохо снаряжали. По вкусу дрянь порядочная, но считалось, она не портится веками.
— Отлично. Но сначала займемся делом.
Отвалив несколько камней, мы вырыли могилу и, завернув останки несчастного все в тот же пластик, уложили его в этом саване технологической эры спать под высоким небом Мексиканского нагорья. Я поставил несколько камней друг на друга, соорудив пирамидальное надгробие.
— Покойся с миром, — сказал я.
— Ладно, — вздохнул Хенрик, — сантименты в сторону. Нам нужно подкрепиться и решить, что делать дальше. Этот вертолет…
— Думаешь, он исправен? — спросил Карс.
— По крайней мере, он так выглядит.
Мы расположились тут же, в тени вертолета. Солнце стремительно падало за горизонт, словно подбитая пылающая боевая машина.
Хенрик оказался прав — сухой паек был отвратителен на вкус, но вполне съедобен. Я запил его водой из фляги и почувствовал себя лучше.
— Умеешь управлять вертолетом, Матиссен? — спросил Хенрик.
— Я умею управлять всем, где есть хоть что-то отдаленно напоминающее рычаги управления. Справлюсь как-нибудь.
