Костя отвечает безразличным голосом:
— Не переживайте по этому поводу, мастер. Если дойдете до Аббатства, то мы с вами ОЧЕНЬ развлечёмся. А по поводу особенности, мастер... — хмыкает. — Вы правда считаете, что сможете это скрыть? Подумайте еще раз.
Понимаю, о чем он. Особо думать не надо. Чертов Курц видел мое пробуждение. А еще Лия и ребятня в речке. Плохо дело. Скоро вся деревня будет слагать легенды о Великом Чёрном Толстяке. Так что какой смысл что-то скрывать от Торна?
Осторожно подбираю слова:
— Торн... есть еще кое-что.
Седовласый воин кивает:
— Слушаю, Римус.
Вижу, как Иона приоткрывает один глаз.
— Когда я пробудился... Эфир не был голубым... Он был чёрным.
Смех черепа бьет по перепонкам:
— Да! Да! Как же с вами весело!
Тишина. Иона уже не притворяется, что спит. Во все глаза пялится на сталактиты.
Неожиданно Торн...
...не проявляет никаких эмоций на мое заявление о черном пробуждении. Только кивает:
— Знаю.
Череп ржёт. Иона прикидывается мёртвой. Я в легком ступоре:
— Знаешь? Откуда? Ты же...
— Да, добрый рыцарь, верность-то твоя хромает! Он следил за вами, мастер! Наблюдал, как вас топят! Обратили внимание, как он сейчас разыграл удивление на ваше пробуждении?
Снова кивок седой головой:
— Я думал это какой-то эффект от перстня, а не пробуждение. Римус, я поэтому предложил вам тренировочный бой. Хотел понять...
Перевожу взгляд то на черепушку, то на Торна:
— Почему не помог мне с Курцем?
— Мне казалось, вы сами хотите разобраться с этой проблемой. Вы мужчина. Курц тоже.
Череп хрюкает:
— Э-э, не согласен. Мужчина с камнем Первозданного и просто мужчина.
Голос Торна до безобразия безразличный:
— Я бы помог, но видел, что вы сами справляетесь.
Фыркаю:
— Он меня чуть не утопил.
— Я всё видел. Скажите честно, Римус, вы бы сами хотели, чтобы я вмешался?..
Молчу. А ведь и правда. Стоит признать, что я испытал примитивное удовольствие от победы над противником и защиты девушки. Да и кольцо испытал. Вмешайся Торн, то всё бы обернулось не так... хм... весело?
Вздыхаю, отмахиваюсь:
— Ладно, забыли. Тебя не особо беспокоит мой чёрный эфир. Почему?
— Он меня беспокоит. Но я стар, Римус. Когда-то учил вашего отца воинскому искусству и говорил ему, что нельзя бояться неизвестного. Я ничего не знаю про чёрный эфир.
Снова тишина. Торн — прекрасен. Разумен, мудр. Мне с ним повезло, и я очень удивлен тому, что отец так легко расстался с таким человеком.
Иона вскакивает, как ужаленная, тычет в меня пальцем:
— Серьезно, капитан?! У тебя что, мозги отсохли?! Чёрный эфир! Я первый раз о таком слышу! Это ненормально! Он же тёмный маг! Точно вам говорю!
Костя снова ржет:
— Девка, если ты по цвету определяешь, кто тёмный, а кто картошка, то я тебе сочувствую. Как ты живешь с таким умишком?
Торн согласно пожимает плечами, а Иона, ещё чуток пофыркав, плюхается обратно на пол, бурча что-то под нос. Спрашиваю у Кости:
— Ты же знаешь, что это за эфир?
— Конечно знаю, мастер! — радости в черепе полные штаны. — Есть только одно объяснение! Вы — избранный! А у избранных всё не как у остальных! Помёт золотой, перстни — Первозданные, анклавы — волшебные, а умишко — гениальное! Я достаточно ясно изъясняюсь? Или мне посвятить вас в ещё какую-нибудь тайну мироздания?
Вот ведь говнюк... ничего не рассказывает, но троллит божественно.
Но он в какой-то мере прав. Признаюсь, очень хочется быть избранным. Сильнее, умнее, и чтобы вокруг все идиоты. Надо избавляться от такого мышления. Давно понятно, что тут сложный мир.
Какое-то время мы все молча думаем о своём. Только Костя что-то бессвязно крякает, радуясь, как много знает, но ничего не рассказывает.
Так, это что же получается? Сидеть ровно и не высовываться у меня не получится? Теперь я, типа, ходячая магическая бомба, которую можно обезвредить только в каком-то Хогвартсе? Хм...
Первым нарушаю молчание:
— А откуда тогда берутся эти некроманты? Их же никто не обучал. Почему они не вымирают?
Торн поднимает с пола меч, осматривает лезвие:
— Некромантия — особое направление энтропии, Римус. Колдун, я же прав?
— А то! Хочешь, чтобы я рассказал о них, добрый рыцарь? Я могу...
— Прошу, — кивает Торн. — Я тоже послушаю...
— Уговорил. Сделаю вам одолжение. Итак, многие не верят в некромантов, считая их чуть ли не сказочными персонажами. Аббатство такое мышление одобряет. Зачем дурачков пугать? Пусть живут спокойно. Но некроманты существуют, верно, добрый рыцарь? Я чувствую, что ты с ними сталкивался.
— Было дело.
— Двоих даже убил.
Не поднимая головы, Торн глянул в сторону черепа:
— Откуда знаешь?
— Я знаю даже то, что у тебя третий день в заднице шишка болит, мой добрый друг.
Иона, лежащая на спине и заливающая в открытый рот содержимое кувшина, фыркает, выпуская винный фонтан чуть ли не до сталактитов. Переворачивается на живот, кашляет.
Торн осматривает меч и безразлично отвечает:
— У меня нет никаких шишек.
— А жаль. Ну, если появятся, обращайся. Во имя бездны, какой же ты скучный... Ну ничего, и к тебе подход найдем. Так вот, о шишках. Некроманты считаются реликтами. Но не из-за того, что их нещадно истребляют. А потому, что должны соблюстись особые условия их появления на свет. Девка, хватит тут плеваться! Перебила меня... Слушайте дальше. Очень редко в семьях простолюдинов рождаются дети, родители которых скрывают их пробуждение. У них нет денег на Академию, но и в лагерь бракованных они их не отдают. Что очень глупо. Ведь за таких отпрысков им там дадут целых пятьдесят золотых, представляете? Они за всю жизнь таких денег не видели... Никогда не понимал любви к детям. Особенно новорожденным. Ну вот вылез он такой, сморщенный, орёт, гадится. Разве пятьдесят золотых не лучше и...
Перебиваю:
— Костя, замолкни. Что там про некромантов?
— Не-а.
Тишина.
— В смысле? Что «не-а»?
— Вы не проявляете уважения к семитысячелетнему черепу, мастер.
За Костю продолжает Торн:
— Не все такие дети умирают после пробуждения. Примерно каждый десятый выживает. Но эфир меняет их. Делает раздражительнее, злее, опаснее. Так и появляются некроманты.
Костя теряет веселость в голосе:
— Не совсем так, добрый рыцарь. Но близко...
Встревает Иона:
— Мне рассказывали, что такие выжившие слышат
