– Не было еще ни одного великого ума без примеси безумия[7], – задумчиво произнес Герард, и его глаза стали совсем светлыми, словно их затуманила легкая пророческая дымка.
Словно откликаясь на мое воспоминание, Хэлена приподнялась на кушетке, посмотрела на меня и пробормотала:
– Мне снятся белые занавески, по которым бегают мыши. Аякс их ловит.
После этого важного заявления она подгребла поближе тихо муркнувшего кота и снова плюхнулась носом в подушку.
– Переночуйте у меня, – предложил оракул, с отеческой нежностью взглянув на беспокойную девчонку. – Места хватит, ты же знаешь.
– Спасибо, Гер. – Я присел рядом с ученицей, прикоснулся к ее волосам, которые на ощупь очень напоминали шерсть кота, свернувшегося клубком рядом. – Хэл, мы остаемся здесь. Пошли, отведу тебя в нормальную постель.
Она открыла глаза, глядя на меня совершенно осмысленно, без малейшей тени сонной расслабленности.
– Нет, поехали домой.
Аякс поднял голову и зевнул во всю пасть, продемонстрировав внушительные клыки, темное пятнышко на нёбе и длинный розовый, загнутый кончик языка.
Герард усмехнулся понимающе – ученица уже начала считать дом своим. Привязывалась к нему так же, как и я в свое время. Особенность всех сновидящих, не только дэймосов, была знакома и оракулу.
Уже перед самым выходом, пока Хэл прощалась с Аяксом, прорицатель поймал меня за локоть и сказал очень тихо:
– И помни, о чем я предупреждал тебя.
– Забыть, – отозвался я, глядя на девушку, наглаживающую довольного кота, – о твоем предсказании будет трудно.
– Мэтт, у меня вопрос. – Хэлена подсела ко мне, забирая из моих рук планшет, на котором я перелистывал утренние новости.
Хотелось еще немного поизучать события, произошедшие в мире, под аккомпанемент шелкового потрескивания камина в гостиной, но я вспомнил, что долг учителя обязывает уделять внимание ученице в любое время.
– Слушаю тебя.
Она забралась с ногами на диван, опираясь локтем о спинку. Сосредоточенная и заинтересованная.
– Меня интересует мир снов. Как понять, сколько времени прошло в нем – час, минута? Я знаю, там все очень нестабильно, но хотя бы примерно можно определить?
– Можно.
– Как?
– Надо петь.
Ее реакция на мой «абсурдный» ответ была вполне предсказуемой.
– Что делать?!
– Петь, Хэл. Это старый сновидческий трюк, которому научил меня Феликс. Кстати, надо будет обновить плей-лист.
На бледных щеках девушки появилась тень румянца, серые глаза такого же цвета, как прохладный осенний денек за окном, заблестели сердито.
– Ты можешь объяснить нормально?
– Легко. В мире снов, как ты уже видела, нет временных ориентиров. Поэтому мы создаем их сами для себя. Каждая песня длится определенное количество минут. Вот, например… – Я потянулся к столу, взял свой коммуникатор и, открыв список музыкальных треков, которые слушал постоянно, показал ей. – «Лабиринт» – четыре минуты четырнадцать секунд. «В первый раз всегда больно» – четыре ноль две, «Шестью футами ниже» – три минуты тридцать три секунды. Когда мне нужно отсчитать точное время, я просто выбираю нужную песню.
– Вот так ходишь по миру снов и распеваешь во все горло? – рассмеялась девушка.
– Можно делать это про себя. Но можно и вслух, если сон особенно скучный.
– А ты умеешь петь? – невинным голосом поинтересовалась она. – И что, действительно попадаешь во все ноты? Хотелось бы убедиться.
Я поднялся, принес колонки, к которым она всегда подключала свой телефон, установил коммуникатор и запустил первый трек.
Знакомая до последней ноты музыка полилась в комнату, заполнила ее от стены до стены. Первые секунды я просто стоял, пропуская сквозь себя пульсацию ударников и резкие аккорды электронных гитар.
Подхваченная мощной, свободной мелодией Хэл замерла, глядя на меня широко распахнутыми глазами. Ее тоже зацепил этот шквал эмоций, когда нет дела до всего остального мира и можно наслаждаться минутами свободы, легкости, вседозволенности…
Мой голос зазвучал, заполняя комнату вместе с музыкой.
Три минуты полной независимости от всего – долга, забот, предсказаний, нападений дэймосов и ответственности за свои желания…
Ногой я подтолкнул стул спинкой к столу и шагнул на него, как по ступени поднимаясь на «сцену». Люстра над головой освещала меня не хуже прожекторов ночного клуба, красные блики от камина добавляли патетичной мистичности.
Links – rechts – gradeaus.
Du bist im Labyrinth.
Links – rechts – gradeaus…[8]
Сначала Хэл смотрела на меня, не двигаясь, открыв рот от изумления, затем с восторженным вскриком схватила свой телефон, нашла функцию записи и навела на меня объектив. Но выдержала не больше минуты. Бросила снимать, запрыгнула на стол ко мне и подхватила припев. У нее оказался высокий, чистый, звонкий голос. И такое же умение мгновенно раскрепощаться, как и у меня.
Два дэймоса, которые никогда не получат полной свободы, дар которых никогда не будет раскрыт, редчайшие способности которых умрут в них. Да, они опасны, приводят к гибели людей, но так уникальны. Мы оба заперты в клетки, из которых никогда не выберемся, даже мысленно. Мы будем натыкаться на стены и биться о них изо всех сил, не находя выхода. У нас никогда не будет вседозволенности, полного отрыва, радости абсолютных открытий и наслаждения свой мощью.
Наверное, я пел об этом. Только об этом:
Налево – направо – прямо.
Ты в Лабиринте.
Налево – направо – прямо.
Налево – направо – прямо.
Никто тебе не подскажет,
Какие двери правильные,
Мой заблудившийся ребенок.
Налево – направо – прямо.
Налево – направо – прямо.
Безумие заперло тебя
И исказило твой цельный мир,
Зародившись в твоей голове.
Беги, детка, беги так быстро, как можешь.
Налево – направо – прямо.
Налево – направо – прямо.
Ты в Лабиринте[9].
Последнюю строфу мы вопили в полный голос, стараясь перекричать друг друга, наслаждаясь острым чувством свободы и раскованности. Обманчивой свободы.
Музыка оборвалась, мы застыли, тяжело дыша и глядя друг на друга с восторгом, на секунду почувствовав единство своей внутренней сути. Но краткое мгновение близости и полного взаимопонимания оборвалось.
Мы увидели ее одновременно. Невысокую женщину в траурной одежде густого фиолетового цвета. Она замерла в дверях и смотрела на нас, все еще стоящих на столе, с легким смущением.
– Добрый вечер… Извините, если помешала…
Хэл пригладила растрепавшиеся волосы, я застегнул пуговицы на рубашке. И мы одновременно спустились на пол.
