— Ты сказал им… своим… что это сделал я?
— Незачем. Они и так знают.
Вот так все просто. Знают. Так же, как каким-то непостижимым образом почувствовали смерть Испанца. Наверное, он им и «сказал» о своем убийце. Да еще послал Натуралиста Димке на помощь. Черт знает что, ум за разум заходит от такого бреда! Как там говорил Шрам? «Альтруизм в наше время — удовольствие недешевое». По его мнению, все было гораздо проще — санитары тоже охотятся за материалом для собственных исследований.
Точно, прививка. Чтобы сделать сыворотку, нужно специальное оборудование, или Димка чего-то не понимал. Но что-то сомнительно, что в этой норе находится лаборатория. Может быть, оборудование на той базе, куда они сейчас собрались?
— Я могу лишь предполагать, почему ты видел Испанца, несмотря на его маскировку, — сталкер пожал плечами.
— Тоже природная способность? — Димка мрачно усмехнулся, уже догадавшись, что может сказать Натуралист.
— Именно. И раньше встречались люди, не поддающиеся внушению. Видимо, у тебя к нему что-то вроде иммунитета.
— А как же тогда там, возле скелета, — что-то тянуло меня так, что я не мог сопротивляться! Что это было? Как вы это сделали? Там что, кто-то из ваших находился?
— В метро полно всяких необъяснимых аномалий, Дмитрий, и ты это прекрасно знаешь. Одна из них подействовала на тебя. Поэтому там ловушка и устроена. Избирательное воздействие на каждого, кто там оказывается. На меня не действовало никак, другие просто ощущали беспокойство, а кого-то очень сильный страх заставлял поворачивать обратно. А тебя, говоришь, наоборот, тянуло…
— Ладно, к черту аномалию. Лучше вот что скажи: в тот выход на поверхность, когда ты вел меня и Ворчуна на Боровицкую, ты уже был… таким?
— Еще нет, хотя и был близок к этому. А вот после встречи с охотником мутаген как раз и сработал.
— Охотник? Та здоровенная тварь, что схватила тебя перед входом в метро? Погоди-ка… Он ранил тебя. Так? Именно это тебя изменило? Это он тебя заразил?!
Олег задумчиво потеребил пальцами короткую щетину на подбородке и покачал головой:
— Ты не слушаешь. На переход в другое состояние может повлиять все что угодно, любое стечение факторов, любой стресс, а мутаген находится во всех нас без исключения. В том числе и в тебе.
— Это ты так считаешь, ведь доказательств нет.
— Честное слово, с тобой трудно сохранять спокойствие. Ты непробиваем.
— Ну да, конечно, очень удобная отмазка. На перегоне между Бауманской и Электрозаводской меня укусил пересмешник. И потом я долгое время странно себя чувствовал. Такой укус мог повлиять?
— Мог. Но ты…
— Натуралист, — резко перебил Димка, повышая голос. — Мне уже осточертело это слышать. «Один из нас, не один из нас». Хватит уже! Волею случая Наташа все еще жива. Но вполне может быть, что к альтруизму это не имеет никакого отношения и у вас совсем другие планы на ее жизнь, о которых вы мне не сочли нужным поведать. Панкратов чувствовал в вас опасность, и я пока не получил доказательств обратного. Кроме того, вы скрываетесь от людей, а это само по себе крайне подозрительно.
— Ты меня удивляешь, — сталкер неодобрительно покачал головой. — Вспомни свою реакцию. Что ты почувствовал, как только понял, что мы имеем отношение к мутантам?
— Но это уже… прошло. — Димка неловко хмыкнул, немного остывая. — Может, и вам не стоит бегать от особого отдела, а? Может, проще договориться с ними о сотрудничестве? Не будете же вы прятаться вечно! Кроме того, ты сам сказал, что в Полисе, возможно, есть лекарство! Ты, наверное, удивишься, но ему я доверяю куда больше, чем тем сомнительным средствам, которые используете вы. Сомнительным — потому что я о них ничего не знаю, а ты говорить не хочешь. Лично я бы предпочел отвезти сестру в Полис. Отпустишь нас, если я попрошу? Обещаю, что никому не скажу о том, что здесь услышал.
— Уверен? — Сталкер грустно усмехнулся. — В «исповедальне» Панкратова говорят все. Без исключения. У каждого человека разный предел прочности, но предел есть. И даже если мы тебя отпустим, ты уже не сможешь вернуться домой и жить так, как будто ничего не было. Особисты и ученые Ганзы наложат на тебя лапы и выжмут досуха все, что ты знаешь о нас и нашем Убежище.
— Да с чего у них к вам такой интерес?!
— Тебе Шрам рассказывал о фазах, быстрой и медленной?
Димка медленно кивнул, припоминая:
— Да, он говорил, что «быстрянка» протекает по циклам из активной и пассивной стадии. В активной стадии у зараженного убыстряется метаболизм настолько, что он начинает жить в ином, ускоренном темпе, в пассивной — наоборот. Еще говорил, что с каждым циклом процесс ускоряется и носитель погибает от истощения. И что с того?
— Представь, что будет, если найти способ неопределенно долго поддерживать силы человека в быстрой стадии? А человек этот — опытный воин.
— Это возможно?! — у Димки от изумления расширились глаза.
— Они полагают, что да. Я не ученый, но мне чутье подсказывает, что их эксперименты бесплодны и губительны. Они не понимают сути процесса, потому что сами не имеют к нему отношения. Но не в моих силах заставить их прекратить охоту за нами, остановить бесчеловечные эксперименты. Вот потому и нельзя передавать сведения о наших методах лечения в руки нечистоплотных исследователей.
— А я по-прежнему уверен, что вам нужно договориться с Ганзой, — упрямо повторил Димка, — а не прятаться, как крысы. Подумай сам — если вы могли бы действовать открыто, то спасли бы больше людей, подхвативших эту чертову «быстрянку». Вы же спасаете исподтишка, лишь тех, кого успеете заметить и почувствовать. Сомнительный результат.
Олег сокрушенно вздохнул:
— Если бы все было так просто… Проблема не только в медиках. Те всего лишь используют нас как подопытный материал. Но есть еще Панкратов, а он ведет личную войну против мутантов, внешне ничем не отличающихся от остальных людей. Именно такие его пугают больше всего. Он параноик и видит в нас более серьезную угрозу для метро, чем твари на поверхности. Боится, что как только нас станет много, мы внедримся во все властные структуры существующих группировок и начнем истребление «нормальных» людей. Абсурд! Мы не воюем против людей. Не в состоянии, даже если бы и хотели. Не потому, что нам не хватает средств, численности или решимости, — нам это не нужно по духу. Я думаю, что, когда все люди в метро станут подобны нам, мы наконец перестанем расточать силы и средства на враждебную возню друг с другом, класть невосполнимые человеческие жизни на алтарь бессмысленных междоусобных распрей. В кои-то веки среди людей наступит полный и безоговорочный мир, и жизненная энергия каждого человека пойдет на созидание, а не разрушение. Только тогда мы сможем по-настоящему выйти на поверхность и сообща вернуться к освоению мира, который потеряли. А пока мы ходим туда, как воры, забирающиеся в чужой двор, чтобы что-нибудь стащить и протянуть так еще денечек. Снова и снова, как ты говоришь… — Натуралист решительно поднялся. — Этот разговор слишком затянулся. Продолжим позже, Дмитрий, а сейчас мне пора. Мы с Анютой проверим путь, а затем отведем наших людей в безопасное место.