— Чтобы не видно было, — согласился Юргенсон, невольно представляя себе кадры из какой-то передачи про подводный мир. — Капиталов у него чуть меньше, чем у Стоккера, значит, если он полез в мелочовку вроде игровых точек на побережье, то думает, что из этого что-то вырастет.
— Мы еще точно не знаем, сэр, Камерон ли захватил точки Рутберга.
— Да все мы знаем, — отмахнулся Юргенсон. — Нам же не в суд с этим идти, это там закорючки важны, а здесь главное — чутье. И оно подсказывает мне, что там подсуетились люди Камерона, который рассчитывает на скорый рост нелегальных точек. Что из этого следует, Флетчер?
— Что они скоро станут легальными с помощью Густава Стоккера, босса палаты представителей.
— Правильно мыслишь, — сказал Юргенсон. — И как только это случится, мои точки станут главной мишенью Джона Камерона.
«А потом и все остальное барахло», — добавил он мысленно, понимая, что Камерон, прихватив добычу, ее не отпустит, пока не обглодает до косточек. С точки зрения бизнеса это было очень правильно.
— Как думаешь, война будет?
— Будет, сэр. Но начнется она с переговоров.
— Знаю. Сначала он предложит поговорить, похлопает меня по плечу, чтобы я подумал, будто мы теперь друзья.
— Прошу прощения, сэр, но если он настолько сильнее вас, почему бы ему не решить все одним ударом?
Юргенсон усмехнулся и посмотрел в пол. Его слегка покоробили слова начальника охраны, хотя тот не сказал ничего особенного.
— Думаю, он привык воевать с теми, кого понимает. Он умеет говорить с министрами, он ладит с богачами вроде Стоккера, он знает, чего ожидать от «белых воротничков». А люди вроде меня для него грязные варвары. Он не знает, чего можно ожидать от деревенского громилы, вот и не торопится — хочет обойтись без скандалов и промахов.
Робин, Торнтон и аналитик Макуин стояли не шевелясь, пока Камерон самолично «кормил» огонь в огромном камине.
Получая тонкие, сухие лучинки, пламя вздрагивало и пожирало их с характерным треском. На худощавом лице Камерона отражались сполохи пламени, и он улыбался, как будто имел дело с живым существом.
Камерон редко зажигал камин, но иногда остро в этом нуждался, поэтому в качестве мер безопасности продукты сгорания прогонялись через специальный охладитель и фильтр, чтобы по тепловому следу и конфигурации трубы снаружи нельзя было вычислить кабинет хозяина.
— Итак, Торнтон, что у нас там за клуб авиамоделистов, вам удалось выяснить?
— Пока нет, сэр, но два направления мы уже отработали.
— Что за направления?
— Первое касалось Джеймса Гастера. Он не мог заниматься подобными делами, поскольку наши люди все же настигли его тогда — пять лет назад.
— Но ведь вы говорили, что неясно, выжил он или нет, — напомнил Камерон, возвращаясь к огромному письменному столу.
— Это говорил не я, сэр, а мой предшественник.
— Ну да, конечно. Он говорил одно, а вы теперь — другое.
— Нам удалось найти свидетелей, которые подобрали раненого Гастера, пытались его лечить, но безуспешно. Они указали место захоронения, и мы теперь имеем результат анализов. Они говорят нам, что Гастер в тот раз не выжил.
Камерон сел в большое глубокое кресло и почти растворился в тени, которую оно создавало. Затем из темноты появилась бледная рука хозяина, и он сделал ею приглашающий жест, сказав:
— Садитесь, господа. Так нам будет удобнее.
Все сели, но чувствовали себя напряженно. В присутствии Камерона по-другому было нельзя, он будто держал их на прицеле.
— Хорошо. Значит, из списка моих врагов можно вычеркнуть Гастера. Что со вторым направлением?
— Наша группа выяснила, что противник использует технологии радиоперехвата, чтобы заменять метки летательных аппаратов.
— Что-то как-то длинно, Торнтон, нельзя ли покороче?
— Противник подделывает летную информацию, сэр. У него есть такая возможность.
— И это все?
— Пока все, — ответил Торнтон, чувствуя, как его обволакивает холодное недовольство хозяина.
— Мистер Макуин, а почему вы не приехали вчера? — неожиданно спросил Камерон. — Я же посылал за вами машину?
— Вчера я не мог, сэр… У моих детей был в садике утренник, и я…
— Понятно, — произнес Камерон, и в кабинете воцарилась жутковатая тишина, которую не скрашивало даже потрескивание поленьев в камине.
— Ну хорошо, — произнес Камерон после долгого молчания. — Дети — это, конечно, аргумент. Вы можете идти, Макуин, в свою комнату, если понадобитесь, мы вам сообщим.
— Да, сэр, — сказал Макуин и, поклонившись, покинул кабинет.
— А у него хорошая выдержка, — заметил Камерон. — Он сильный человек, но наличие семьи делает слабым даже его. Что у нас с Юргенсоном, Торнтон?
— Его люди буквально идут на штурм, сэр. Они трясут всех, кто может дать о вас хоть какую-то информацию.
— Этому парню не откажешь в тонком чутье. Он паникует, как завидевшая паука муха, но это ему не поможет, хотя воевать с ним мы не будем. Сначала я встречусь с ним, попытаюсь вступить в контакт… Что такое, Робин? Я читаю на твоем челе знаки сомнения?
— Прошу прощения, сэр, но какой в этом смысл? Может, прихлопнуть его, и дело с концом?
— Смысл? Мне не важно прихлопнуть его. Мне важно получить его игровой бизнес, а также все остальное, что у него там имеется. А для этого я должен какое-то время быть с ним на контакте. Да, он будет что-то подозревать, он уже подозревает, но все равно, какое-то время будут определенные взаимоотношения. Если же попытаться его убрать, это приведет к обрыву всей цепочки его активов и раньше нас их приберут к рукам его партнеры и конкуренты. Мало того, если прихлопнуть сразу его не удастся, он может доставить нам немало хлопот. До сих пор мы боролись только с теми, кто носил в кармашке шелковые носовые платочки, а Юргенсон вышел из народа, убил сотню, а может, и две сотни соперников и выжил благодаря своей силе и, что немаловажно, чутью. Поэтому с ним нужно до последнего момента играть в дружбу, Робин. И мы будем играть.
— Извините, сэр. Но мне важно было знать это.
— А мне важно, чтобы ты был в курсе того, что мы делаем, Робин. Что у нас с подготовкой к встрече с Юргенсоном?
— С моей стороны все практически готово. Когда поступит приказ, я отправлюсь к нему в дом под видом установочного инженера и поставлю дестабилизатор. Когда он сработает, им понадобятся команды сантехников и электриков. В обоих случаях это будем мы.
— Понятно. Хотелось бы, конечно, обойтись без этого давления, я ведь этого не люблю, — произнес Камерон почти искренне, но после паузы рассмеялся до слез. Затем промокнул платком проступившие слезы и обратился к Торнтону:
