Регистан оказался единственным местом, где удалось отловить какого-то старика и выспросить о том, что вокруг. Старик сначала откровенно шарахался от двух «кяфиров», но потом разговорился, видимо интерес урусов к историческим строениям ему польстил. То, что он сам только что помочился в древнем здании медресе Угулбека, значения не имело: одно дело уникальная и на весь мир известная узбекская архитектура, а другое — низменные естественные надобности. К чему их смешивать…
Сам старик оказался таджиком и, видимо, поэтому утверждал, что вся узбекская культура никогда узбекской не была, а совсем даже таджикская. И если бы при Советской Власти волюнтаристски не перекроили границы… Впрочем, знал он о собственной культуре мало… Но хоть что-то…
— «Всё построили таджики» — передразнил Боря полудобровольного гида после расставания.
— А что, запросто, — откликнулся Урусов, — они и после строили. До самой Войны. Половина России построена таджиками. А вторая — хохлами.
Сам город впечатлял еще меньше. Когда-то он был красив. Но сейчас древний Самарканд проигрывал войну грязи. Жарко, мухи, пыль, местные. Везде какие-то объедки, испражнения. Дохлятиной из каждого угла несет…
— Андрей, — тронул Борис за плечо капитана. — Ну ее на хрен, эту экскурсию! Похоже, ничего интересного мы тут не увидим. Возьмем пару дынь, да в гостиницу.
— Пронесет тебя от тех дынь. И заработаешь хроническую дизентерию! — отмахнулся Урусов. — Что я тогда Юльке скажу? И родичам твоим? — и пояснил. — Желудок от экзотики отвык.
— Тогда так пошли. А то тошнит уже.
— Беременный, что ли? — грубо пошутил капитан. И замер. Потом, резко повернулся направо и ускорил шаг.
— Э… — попытался его остановить сержант. — Нам совсем не туда!
Но Урусов только отмахнулся как от назойливой мухи. Он ломился по прямой, камуфлированным ледоколом раздвигая толпу. Кто-то попытался не уступить дорогу. Удара едва успевающий за капитаном Борис не увидел. Только мелькнули в воздухе растоптанные чувяки да взлетела пыль над упавшим узбеком. То ли товарищ ударенного, то ли кто-то посторонний решил вмешаться. Выдернул из-за пазухи пчак… И осел, получив прикладом в затылок. Уж прикрывать напарника Борю научили до автоматизма.
А капитан все так же продолжал ломиться вперед, словно почуявший запах добычи гончак…
Лабиринт кривых и грязных переулков вышвырнул на большую площадь. Идеально чистую, выложенную тщательно подогнанными друг к другу плитками. Казалось, ни время, ни Война не коснулись их своим разрушительным дыханием, только отполировав каждую сотнями тысяч ног. А посреди площади возносились к небу минареты белоснежной мечети.
Андрей резко сбавил ход, сунул в руки Борису автомат и неторопливо зашел внутрь. Юринов остался снаружи: то, что в храмы не заходят с оружием, знал даже он.
Внутри царили тишина и прохлада. Народа было немного: время намаза уже прошло. На русского в выгоревшем и потрепанном камуфляже никто не обратил внимания. Пришел человек. Молится. Сюда много кто приходит. Не так много осталось мест, где можно спокойно поговорить с Аллахом. Если непотребства не творят, почему нет? Может, паломник. Вон, потертый, словно из Джаханнема сбежал…
Русский? Так обратившегося гяура Аллах ценит сто крат больше, чем сотню мусульман, отступивших от заветов. Кажется, так в Коране написано? Или не так? Плохо мы Коран знаем, правоверные, плохо…
Стоит, молчит. Нет, вроде молится…
— …Не верил я никогда. Ни в Христа, ни Аллаха, ни в Рода… Ни в кого не верил. И не верю до сих пор. Но просить буду. Вдруг ты есть! И неважно, как тебя правильно называть, и по какой вере ты проходишь. Мне все равно, лишь бы достучаться. Да и тебе там, наверху, особой разницы нет, что бы ни думали мы здесь в нашей суете. Помоги. Не мне. Мне не надо помощи. Я мужик, сам справлюсь. Моим помоги, пожалуйста. А цену с меня возьми. Любую… Не постою я за ценой… Коша… счастье мое… прости меня… Я тебя очень прошу… Ты ведь выдержишь, любимая… Сможешь… Выдержи, ради всего святого… Должен был я пойти, понимаешь? Нельзя было иначе… Прости меня, Солнышка моя…
Аксакал с до черноты выжженным палящими лучами солнца лицом проводил ушедшего уруса задумчивым взглядом. Понимающе кивнул. Медленно-медленно. Неважно кому ты молился, военный с пустыми глазами Познавшего-Жизнь. Боги не ревнивы. Святое место свято для всех. Если ты был искренен, тебя услышали…
Невесомая улыбка чуть заметно тронула сухие губы старого муллы. Конница, мчащаяся по степи, сменяется грохочущими машинами и поездами, а те уходят, оставляя за собой дым и пустоту. Проходят века и тысячелетия. А просьбы любящих не меняются. Аллах им в помощь. И мир их дому…
Таджикистан, Фанские горы, озеро Пиала. Санька
Коно, пёсик мой хороший, иди сюда, золотко моё, я тебе шерстку расчешу. Вот, умница! Сейчас, родной, сейчас! Где же ты столько репьев нахватал? Они же еще не выросли! Вот горе-то! Ты уж потерпи, собачка, надо все их повыковыривать! Дальше мы с тобой вверх пойдем, там никаких цеплялок не водится.
Как ты думаешь, Коно, мы справимся с этими баранами? Их так много, и разбегаются, сволочи! Всё время норовят на скалы залезть. А нас с тобой всего двое. И мы маленькие и слабые.
Что ты смеешься? Ну да, немного я зарвалась. Ничего мы не слабые. А ты совсем даже немаленький. Но всё равно, овец много, нас мало. За всеми не угонишься, правильно? Мы же в первый раз вдвоем пасем, у нас опыта нет.
Или угонимся? Ишака нам дали дурного. Молодой, глупый… Замучаемся с ним за две недели… Думаешь, покусать? Нет, золотко, это не поможет. Только хромать станет. У ишаков мозги с местом укуса не связаны. Они у них ни с чем не связаны, по причине отсутствия. Так что придется по старинке: «хош» и дрыном поперек хребтины…
Коно, ты видел, какой у меня дрын? Это же настоящий альпеншток. Довоенный еще. Видишь, латиницей написано: «GRIVEL». Гривель! Мама говорит, это фирма такая была до войны. То ли в Австрии, то ли в Италии. С этим альпенштоком мама ходила. А еще раньше дед! Представляешь, я доросла до дедова дрына! Так что совсем даже немаленькая!
Коно, тебе неинтересно? Да ты что! Посмотри, лучше, сколько у меня маминых вещей! Они мне почти не велики! Вот, смотри. Видишь? Это куртка из мембраны: не промокает, но дышит, потей сколько хочешь, всё испарится. Жалко, что я мало потею. Это из-за хорошей физической подготовки. Но не толстеть же ради этого, правда? Ты со мной согласен! Умница!
А смотри, какое термобелье! У меня такое когда-то было. Только я из него давно выросла. А теперь до маминого доросла. Почти. Коно, как думаешь, как бы так сделать, чтобы не расти больше? Это мальчишки хотят быть все здоровыми. А мне надо из маминых вещей не вырасти? Ну, еще немного можно подрасти, тут есть запас, а потом всё. Не знаешь? И я не знаю… Может, само остановится…
