Хотя сразу бросался в глаза хрустальный саркофаг. Конечно, приходило некое банальное сравнение с гробом, но слишком оно было вульгарно, неприменимо к имеющейся красоте. Ограниченное стенками хрустальное ложе достигало в длину около четырех метров, было выстелено внутри чем-то мягким, а на подушке до сих пор сохранилась вмятина от головы. Верхняя крышка была откинута в сторону на петлях. В изголовье стояла подставка со шлемом великолепной работы. Возле стены целая стойка с самым разнообразным оружием, причем на некоторые приспособления для убийства все трое смотрели с полным непониманием.
— Это твое? — ткнул Светозаров пальцем на стойку.
— Нет.
— Но из твоего мира?
— Да. Вот это гаичи, метает маленькие стрелки сжатым воздухом. Это банитус, иначе говоря — паутина, рассекающая на расстоянии. А вот это…
— Но ты умеешь ими пользоваться?
— Конечно нет! Воины учатся овладению тем же банитусом лет десять, пока им разрешают его иметь в своем арсенале. А гаичи — это произведение искусства, творимое лишь великими мастерами в течение пары лет. Позволить себе его иметь может только великий, прославленный воин.
— А разве в вашем Ба нет ничего из высокоразвитых в техническом плане миров?
— Ничего нет! Уже пять тысяч лет в нашем мире существует паритет на введение любого технического новшества. Хотя наши Торговцы имеют право торговать или обмениваться товарами в иных мирах по собственному усмотрению.
— Похвально, похвально, — бормотал Дмитрий, продолжая осматривать подвал.
Сам саркофаг располагался на причудливом постаменте все из того же металла. Вдоль стен тянулись массивные тумбы из прозрачного хрусталя, и каждая третья из них утончающимся шпилем вонзалась в потолок. Между этими тумбами на каменных выступах фундамента, как на полках, стояли разновеликие стеклянные сосуды с разноцветными жидкостями. Часть была полна, часть опустошена почти до дна. Из некоторых сосудов выходили трубочки и, словно артерии, втягивались в хрустальные тумбы, растворяясь там без остатка. Кое-где стояли подсвечники, виднелись лабораторные тигли и горелки. Ни одной вытяжки на стенах или потолке. Вроде как лаборатория, но в то же время весь подтекст наблюдений не умещался в голове.
Прикинув массивную фигуру баюнга, Александра сравнила ее с саркофагом:
— Выходит, вот здесь ты и лежал? — Пожатие плеч она истолковала как согласие. — И как же ты мог здесь находиться? Неужели существуют в мире сказки про спящих принцев? Хотя… И почему твоя борода такая длинная, а волосы на голове вполне нормальную прическу напоминают?
Дожидаясь ответа, она приподняла подушку, заглянула под мягкую подстилку и прощупала обе вещи.
— Не знаю. Может, потому, что уялса на бороду не действует.
Заметив недоумение в обращенных на него взглядах, великан охотно пояснил:
— Уялса — это такая специальная мазь. Если не хочешь иметь бороду, мажешь лицо, и ничего на нем не растет года два, а то и три. А вот волосы на голове как-то отличаются. Их достаточно намазать той же уялсой после сотворения новой прически, и она может по желанию носителя остаться неизменной на всю жизнь.
— Фи, как скучно! — фыркнула Александра. — Но почему тебе эта прическа понравилась?
Шу'эс Лав потрогал свои космы, свисающие почти до плеч, и напомнил:
— Это ведь не мое тело. Я последний год, сразу после одиннадцатилетия, стал носить короткую стрижку, готовился к посвящению в ученики Торговца.
— Это у вас обязательно или добровольно? — интересовалась графиня, теперь уже тщательно ощупывая постамент под саркофагом.
— Мне лично нравится короткая стрижка, а каждый волен носить любую прическу.
После чего великан более пристально присмотрелся к голове старшего коллеги.
— Скорее всего, тебя именно сюда и перебросили пару часов назад, — задумчиво рассуждал Торговец. — Может, и усыпили перед тем ненадолго. Но вот почему ты оказался в другом теле? И эта вот лаборатория… Мне кажется, все тут неспроста. Такое впечатление, что все потоки энергии именно на саркофаг и завязаны. Так, словно питание к нему подходило. Или обогрев?.. Так, а здесь что у нас?..
Александра уже принялась ощупывать и осматривать весь подвал по часовой стрелке, как лучший агент помня, сколько важности может иметь любая отысканная мелочь, тогда как ее удачливый супруг небрежно сделал самую важную находку. Причем на самом видном и открытом месте. Просто приподнял шлем, стоящий на отдельной подставке, а под ним оказалась слегка сморщенная от времени емкость. Кажется, желудок какого-то животного, с прозрачными стенками, но полный какой-то розовой кашицы.
Рассмотрев емкость, Шу'эс Лав радостно воскликнул:
— Уялса! Это она, точно! Как мне надоела эта пакля, называемая бородой. Тьфу ты, гадость! Ненавижу бороду! — Он довольно ловко срезал край емкости, щедро выдавил кашицы на ладонь и принялся втирать ее в усы и основание бороды. — Сейчас, сейчас!..
Графская чета с удивлением наблюдала, как клочья обожженных волос летят на пол, открывая белую, словно только что выбритую, кожу лица. Розовая уялса и в самом деле оказалась очередным чудом, о котором растерянно держащий в руках шлем Торговец раньше никогда не слышал. Только на этом средстве в иных мирах можно было уверенно озолотиться. Но здравая мысль мелькнула:
— А что с этой мазью вообще? У вас в Ба паритет на ее продажу?
— Еще какой! — продолжая натирать лицо, подтвердил великан, все больше превращаясь в довольно симпатичного, если не смотреть на размеры тела, мужчину. — Только наши некоторые старцы, самые уважаемые и древние, знают секрет приготовления уялсы. Да и у нас она стоит неимоверно дорого.
— Кто бы сомневался, что дорого, — бормотал Дмитрий, начав рассматривать шлем как произведение искусства. — Но вот скажи, по какой причине эта мазь оказалась рядом с этим саркофагом?
— Может, случайно?
— Да еще и под шлемом? Он твой?
— Первый раз вижу.
— Вот то-то и оно, что странно все это.
В тот момент он заметил внутри шлема, под войлочной подкладкой уголок серой на вид бумаги. Осторожно достал ее, развернул и принялся всматриваться в почти выцветшие от времени буквы:
— Еще страньше и страньше! Алиса с Чеширским котом нервно трясутся в сторонке. Язык, который я не понимаю! Ха! Не иначе, парень, это послание из твоего мира. Ну-ка почитай, если сможешь.
Пару мгновений Шу'эс Лав хмурился, пытаясь вчитаться, потом идеально обритое лицо его разгладилось:
— Да, это наш язык! — И сразу начал читать: — «Дорогой сын! Я горжусь, что именно тебе, самому великому и прославленному нашему воину, выпала эта огромная честь…» — Неожиданно великан стал бледнеть и нервно сглотнул: — Это почерк моего отца! Я боюсь ошибиться, но очень похоже. Но кому это он пишет?
