Едва заметно вздрогнул, сообразив, что не услышал обращенного к нему вопроса.
— Прошу прощения?
— Параллельное расследование, — повторил дед Богдан и окинул его несколько встревоженным взглядом. — Если у тебя будет время заняться этим лично?
— Почему бы и нет? — Канеко, вымотанный почти до потери способности внятно мыслить, равнодушно пожал плечами. — Все равно буду разбираться. Могу доложить о выводах.
— Вот и ладно. — Старик оглядел присутствующих. — Остальное завтра, господа мои. Если начнем сейчас обсуждать, кто займет место Джеффера, все равно ничего путного не решим. Надо прийти в себя и посмотреть, как там справляются наши шаманы по связям с общественностью. По домам?
Что было дальше, Тимур толком не помнил. По крайней мере, до того момента, как обнаружил себя в физическом теле у покоев госпожи супруги. Его знобило. Заснувшие было эмоции вновь обострились — пожалуй, даже слишком.
«Все благополучно, — подсказала встрепенувшаяся память. — Ждут вашего возвращения».
Тщательно подобрав разметавшиеся вокруг приложения, постучал. Кулаком постучал, костяшками пальцев, чтобы не тревожить ставшую колыбелью чуда домашнюю сеть. С непривычки удар вышел слишком сильным, руки отозвались болью. Реальность окрашивала все вокруг ощущением странной, неуловимой неправильности.
«Войдите, господин, супруг мой», — прилетело на его личный профиль. Тимур шагнул в будущее, как шагают с обрыва: не оглядываясь назад, с головой.
Кимико лежала уже не на циновке. Самурай, ее врач, где-то раздобыл настоящую реанимационную кровать — высокую и просторную, с громоздящимся у изголовья обманчиво-архаичным оборудованием. Черные волосы, черные глаза, побледневшие губы. На госпоже по-прежнему было белое — легчайшая рубашка из ткани столь тонкой, что могла показаться прозрачной.
На груди у матери, отделенное от ее тела лишь невесомой этой преградой, спало величайшее сокровище Аканы.
Оно было крошечным, это дивное создание, хрупким и смутно незаконченным. Лежало, прижав к себе ручки и ножки, зажмурив глаза.
Рука Кимико, защитным жестом покоившаяся на маленьком существе, казалась слишком белой, слишком крупной, непривычно сильной. Разум урожденной Фудзивара вышел из берегов тела — и затопил окружавшее ее пространство.
Тимур сморгнул, тряхнул головой, попытался найти хоть какую-то логику. Создать смутно привычный образ для того, что пытались показать ему органы чувств. Кимико просто… занимала больше места, чем отмерено было ей физически. Казалось, сама суть высокородной госпожи расширилась, разлилась рекой — и свернулась вокруг покоящегося на ее груди младенца. Где-то в Паутине расправлял и складывал крылья махаон новорожденной сетевой личины, но привязан он был по-прежнему к материнскому профилю. Вся сенсорика малыша, вся связь с внешним миром шла опосредованно, через нервную систему симбионта.
Тимур видел перед собой лишь одно живое существо. Тела могли разлучиться, но психика, но зачатки сознания, но программные приложения! Они все еще были едины, неделимы, немыслимы друг без друга.
Железный Неко медленно приблизился к кровати. Мягко опустился на колени так, что глаза его оказались на одном уровне со спящим ребенком. Это… потрясало. Ужасало и вызывало благоговение.
Как и положено божественному чуду.
— Привет, — зачем-то шепнул советник Канеко, сам не понимая, с кем здоровается.
Смутился. И заметил, как расслабилось запястье высокородной его супруги. На губах ее появилась неуверенная улыбка.
— Приветствую, господин, супруг мой, — прочистила горло. — Позвольте представить вам нашу дочь, наследницу Канеко.
Дочь?
Нет, он, конечно, был осведомлен о поле ребенка (как тут не знать, это ему-то, вызубрившему физиологические параметры этой беременности наизусть!), но до сих пор Тимур не думал о ней как о чем-то реальном. Наследие Нобору и божественных Кикути, последняя надежда Аканы. Совершенно не важно, что высокорожденное это сокровище будет девочкой.
Его, Тимура, наследницей.
Для всех окружающих — его дочерью.
По крайней мере, пока не придет время доказать обратное.
— Ох! — очень внятно сформулировал советник Канеко свое мнение о преподнесенном ему великом даре.
За спиной кто-то почти беззвучно (но красноречиво) выдохнул. Вскинувшись, Тимур увидел, что у двери вытянулась пара принесших Кимико клятву самураев. В боевой форме и с игольниками — кто-то явно не склонен был доверять судьбу новорожденной лишь-сегодня-опять-всех-перепугавшему господину советнику. Вполне разумно.
Хуже было другое — Железный Неко умудрился стражей просто не заметить. Докатился.
— Господин, — внезапно, точно на что-то решившись, заговорила Кикути, — желаете ли вы взять дочь свою на руки?
Вопросом это определенно не было.
— Ох! — еще раз блеснул красноречием Тимур.
«Такую крохотную?»
— Владычица, не стоит… — Тайра Синобу попытался было озвучить мнение лечащего врача.
— Глава семьи должен официально принять новорожденную, — отрезала госпожа, пресекая наметившийся бунт.
Кимико не сделала попытки передать ребенка (Тимур успел обеспокоенно подумать, что после перенесенных испытаний она, должно быть, просто не в силах приподняться на ложе), лишь пришпорила мужчин горящим темным взглядом.
Подоспевший врач закутал малышку в мягкие пеленки, сохранявшие стерильность и поддерживавшие физическое состояние.
Советник Канеко неуверенно присел на край высокой кровати. Пеленки пеленками, но извлекать недоношенного ребенка из реанимационной зоны он не собирался. Осторожно — ой, не сломать бы! — протянул руки. И неуверенно, на вытянутых ладонях принял спящую кроху.
Нависающий всполошенной нянькой Тайра показал, как правильно держать младенца и что делать с неуклюжими своими локтями. Тимур уже не замечал назойливости самурая. На мгновение показалось, что на руках его спит Кимико, а потом…
Происходящее сузилось до горячего, мягкого, хрупкого, что тихо сопело и доверчиво сжимало кулачки. Она… ками всемогущие, она была живой.
Тимур много думал об этом ребенке. Но всегда — в контексте того, чем ей предстоит стать. И тут до него дошло — по-настоящему, полностью, до печенок проняло: а ведь сокровище это будет прежде всего кем-то.
Девочкой. Женщиной. Разумной, обладающей свободной волей дочерью Аканы.
Он представил ее: высокую, темноволосую, гордую. Наверняка унаследует надменный темперамент Нобору — и проклятое самообладание Кими. Конечно, по закону подлости от приемного отца ей достанутся железные упрямство и непокорность. А заодно и непочтительность к старшим. Божественное дитя, чье прикосновение заставит петь Паутину, кто воображением своим и талантом создаст новые миры — и сама станет подобна необъятной Вселенной. Такие бесчисленные возможности. Такие неизведанные пути.
