Я сейчас на высокой орбите вокруг Земли и смотрю на вашу редкую по красоте планету и на ваше Солнце, которое уже совсем скоро перестанет быть звездой. У меня нет физического органа, который называется сердцем, но сердце у меня есть. И это сердце болит. Если вы погибнете (а вы обязательно погибнете), и я не сделаю даже попытки спасти вас, то мне совершенно не понятно, как я буду жить дальше. А жизнь у меня… впрочем, не будем об этом. Когда я попрощалась с вами и попросила Егора меня проводить, то уже знала, что предприму такую попытку. Шанс есть. Он маленький, этот шанс, но он, повторяю, существует. Надежда умирает последней, как говорят у вас. У нас тоже так говорят, хотя, по-моему, надежда вообще не умирает никогда. Просто она переходит в иное качество, переступая вместе с человеком, питавшим её, через порог, отделяющей жизнь от смерти и смерть от жизни. Мне иногда кажется, что это один и тот же порог.
Мы вряд ли когда-нибудь ещё увидимся, но я очень надеюсь, что вы будете жить долго и счастливо, и вспоминать меня хотя бы иногда. Целую.
Ваша Анюта.
Р.S. Я понимаю, что моя просьба выглядит нелепой и странной, но… Назовите дочь Анютой. Пожалуйста».
Помолчали.
– М-да… – прокомментировал ситуацию мудрый Четвертаков. – Загадка женской души, однако.
– Как прикажете это понимать? – вскинула красивые брови Зоя. – Это я насчёт дочери.
– У меня дочь уже есть, – улыбнулась Надя. – Я так понимаю, что речь идёт о твоей будущей дочери.
– О нашей, – твёрдо поправил Егор.
– Ну, извини, – снова улыбнулась Надя.
– Погодите, девушки, – сказал Володька. – Пусть меня поправят, но правильно ли я понял, что Анюта попытается нас спасти?
– Лично я понял именно так, – объявил его сын Гена.
– И я, – подтвердил Егор.
– И мы, – сказали Надя и Зоя вместе.
– Тогда, – чуть подумав, сказал Володька, – я предлагаю взять ещё бутылку коньяка и пойти на крышу.
– Зачем? – не понял Егор
– Чтобы встретить солнце, – ответила Зоя. – Да, Володя?
– Именно, – кивнул Четвертаков. – Или это последний восход старого Солнца, или это первый восход Солнца нового. В смысле обновлённого. Или как бы это сказать… спасённого, в общем. Ну, вы поняли. В любом случае я не намерен пропустить это зрелище. Я уже не говорю о том, что это наш долг.
– Почему долг? – снова не понял Егор.
На него посмотрели с сочувствием. Все, кроме Гены, который на самом деле тоже не понял, но промолчал.
– Она ведь с нами попрощалась, – как маленькому, объяснила Егору Надя. – И она собирается спасти нас ценой собственной жизни. Не знаю, как, но собирается.
– О, Господи, – сказал Егор. – Ты уверена?
– Если даже это и так, – поспешил ответить за жену мудрый Володька, – то мы всё равно ничего не можем сделать в данной ситуации.
– А что бы ты сделал, если бы смог? – осведомилась Зоя. – Постарался бы отговорить?
– Н-не знаю, – растерялся Четвертаков– старший. – Может, постарался бы найти какой-нибудь иной выход…
– Иной выход нам уже предлагали, – напомнила Зоя. – Мы отказались им воспользоваться. И тем самым, как ни жестоко это звучит, толкнули Анюту к принятию именно того решения, которое она только что приняла. Пошли на крышу. Думаю, что очень скоро всё станет ясно.
И они пошли на крышу.
На двускатной, крытой крашеным железом крыше, Володька Четвертаков давно уже оборудовал нечто вроде личной обзорной площадки, с которой открывался замечательный вид на Дон и левобережные степные просторы. Зимой, особенно при противном северо-восточном ветре, находиться здесь было слишком холодно. Летом – жарко. А вот весной и осенью – в самый раз. Стоишь себе, облокотившись на перила. В правой руке у тебя – открытая бутылочка свежего пива, в левой – сигаретка, прямо перед тобой – неоглядная родная донская даль, рядом хороший старый друг… Что ещё надо для полного счастья? Пожалуй, что и ничего.
Когда они впятером забрались через чердак на смотровую площадку, ярко-алый широкий диск солнца только-только вполз из-за горизонта на небосвод. Чем дольше они стояли, и чем выше поднималось солнце, тем яснее становилось, что с вечным животворящим светилом что-то сильно не так. Собственно, они прекрасно знали, что именно с ним не так, но только теперь окончательно поверили в реальность происходящего. Солнце гасло, и на него, не мигая, уже можно было смотреть гораздо дольше одной и даже двух секунд.
– А зрителей-то прибавляется, – негромко заметил Володька и показал рукой с зажатой в ней полной бутылкой коньяка на соседнюю крышу трёхэтажного дома, на которой за мощным кирпичным парапетом тоже стояли и молча смотрели на солнце люди. Десятка полтора. – Не одни мы такие любопытные.
– Это не любопытство, – сказала его жена Надя. – Это прощание. Скоро весь город будет на улицах. Просто ещё слишком рано, и многие спят и не знают.
На международной космической станции очередной русско-американский экипаж не спал вторые сутки. Солнце остывало, словно снятая с огня сковородка. Создавалось такое впечатление, что кто-то невидимый и страшный просто высасывает энергию светила, как паук муху, и, судя по всему, собирается этим заниматься до тех пор, пока не высосет все окончательно. На Земле царил полный шухер, снизу постоянно требовали информацию, но космонавты не могли сказать ничего. Приборы показывали, что космос пуст и чист как обычно, а энергия просто исчезает в никуда.
Командир экипажа Сергей Дергачев как раз вёл визуальное наблюдение за окружающим станцию космическим пространством (другими словами просто тоскливо пялился в окошко), когда в поле его зрения величаво вплыл новенький автомобиль «жигули» марки ВАЗ-2101.
Синего цвета.
У Сергея самого был точно такой же лет, эдак, двадцать пять назад.
П…ц, отрешённо подумал старый космический волк (это был четвёртый полет Дергачева в космос). Пора сдаваться психиатру или, как минимум, поспать.
Он оторвался от окуляров и воровато огляделся. Коллеги и подчинённые не обращали на командира никакого внимания – у каждого были свои, очень важные дела. Тогда Сергей закрыл глаза, потряс головой и снова посмотрел в окружающее его космическое пространство.
Машина не исчезла. Наоборот, она даже несколько приблизилась, и света умирающего солнца вполне хватило Сергею, чтобы разглядел в салоне на месте водителя, человека. Женщину. Кажется, молодую и красивую.
Дважды п…ц, обречённо подумал космонавт, мало того, что солнце гаснет, так тут ещё и…
Женщина обернулась и как-то грустно помахала Дергачеву рукой.
Космонавт опять крепко зажмурился, медленно досчитал в уме до десяти и посмотрел снова.
