Чудовищные когти ухватили его за плечо, вонзились в плоть, проникли в грудь, разодрали тело на части, вывернули наизнанку. Он почувствовал, как рассыпается на куски, как части его существа разлетаются диковинным цветком невидимого взрыва. Как страшно гудит, на разные голоса – от тонкого до утробно-низкого – эхо его внезапного распада.
Ледяная стужа охватила его, превратила в хрустальный комок льда. Со звоном посыпались осколки, собрались в один щетинистый иглами ком, слиплись и сразу растворились в волне немыслимого жара. Он таял, он растекался, его заливали в глотку бытия струёй расплавленного свинца.
Потом вернулись звуки. Свет и тень перемешались, обрели объём, создали исчезнувший было мир. Раскалённый прут в груди остался, но жгучая боль притихла, сменилась тупым жжением. И осталось ощущение щемящей пустоты в душе, страшной, невозможной потери.
Мучительная судорога расправила его сдавленное в спазме удушья горло. Ромка вздохнул и закашлялся. Вечерний воздух долины показался ему слаще мёда и острее, чем лезвие ножа.
Он медленно выпрямился и уткнулся взглядом в запятнанный кровью металл у своего горла. Он сидел на земле, чужак стоял над ним, и его крепкая ладонь с синей татуировкой на кисти сжимала рукоять меча.
— Ты проиграл, мальчишка, - произнёс над ним голос чужого вождя. – Теперь ты умрёшь.
Роман поднял голову и взглянул вождю в глаза. Тот мигнул, рука его с мечом, приставленная к горлу противника, дрогнула. Ромка медленно улыбнулся, не отрывая взгляда от лица вождя.
Всё было так ясно. Так просто. Вождь, чужой, немолодой человек, наевшийся накануне жирного мяса, и теперь страдающий от одышки. Ромка видел, что тот держится из последних сил, и этот победный рывок – последний. Он чувствовал, как замерли вокруг места схватки его пехотинцы, и люди племени Белой Коровы. Слышал, как стучат по камням копыта конного отряда Филина, охватывая плотным полукольцом берег озера. Не чувствовал он только одного – присутствия своего двойника в этой жизни.
Роман поднял руку и взялся за лезвие меча. Время опять застыло, потекло густым сиропом, разматываясь неторопливо, словно в замедленной съёмке.
Он сжал пальцы на широком лезвии, приставленном к его горлу. Раньше Ромка слышал о таком приёме, и даже видел короткий ролик по видео: мастер фехтования удержал между ладоней лезвие меча и сжал так, что противник ничего не смог сделать.
Роман просто отвёл остриё меча от своего горла, и коротким движением выбросил вперёд и вверх руку со щитом. Узкий край синего диска врезался вождю племени Белой Коровы в лицо.
Оттолкнувшись от земли, Ромка вскочил на ноги. Вождь отступил, шатаясь, сделал несколько шагов назад. Из разбитого лба, где кость жутко белела под лоскутом содранной кожи, густо сочилась кровь.
— Нет. Это ты сейчас умрёшь, - сказал Роман. В груди ныло, холодный штырь между рёбер тупо ворочался при каждом вздохе.
Вождь хрипло выдохнул, глядя безумными глазами на врага. Топор в его руке качнулся, и внезапно взмыл в воздух. Крутясь, полетел в лицо ударившего его мальчишки, и Ромка поймал его на лету. Не дав погаснуть инерции полёта, закрутил топорище в воздухе, и вернул обратно. Обух глухо ударился в своего хозяина и тот зашатался.
— Падай. Ты проиграл. – Слова вырвались из горла хриплым карканьем.
Роман проследил, как валится на землю вождь племени Белой Коровы. Как меч с украшенной крупным камнем рукоятью выскальзывает из его ладони и падает в грязь.
Потом Роман подобрал оброненный трезубец, и неторопливо подошёл к поверженному врагу. Оба войска замерли, затаив дыхание, только ряды воинов племени Белой Коровы качнулись вперёд, к своему вожаку, словно надеялись на чудо.
Вождь хрипло дышал, кровь текла по его лицу, обильно смочив бороду и окрасив шею в багряный цвет. Когда его противник наклонился над ним, он открыл глаза, пожевал синими губами и попытался плюнуть, но ничего не вышло.
— Ты проиграл, вождь, – громко сказал Роман. – Боги на нашей стороне!
— Ты думаешь, что одержал победу, щенок? – просипел Великоужас, глядя залитыми кровью глазами на мальчишку с трезубцем, который разбил ему голову своим странным синим щитом. Он вздохнул, и в груди захрустело. Должно быть, обух его же собственного топора раздробил ему ключицу. – Прямо сейчас воины моего старшего сына громят ваши селения. Они ушли отсюда, и вам их уже не догнать. Вы вернётесь на пепелище!
Вождь племени хрипло рассмеялся, хохот перешёл в кашель. Великоужас корчился на земле под взглядом сбившего его с ног мальчишки, задыхаясь и всхлипывая от душащего смеха.
— Вы… вернётесь… на пе-пели-ще!
***
Дикий Кот, вождь лесных охотников, вступил в захваченный лагерь. У открытых ворот лежали трупы врагов, и он неторопливо обогнул их. Жертв оказалось больше, чем он рассчитывал. Он видел тело своего племянника, застывшего лицом вверх, с колотой раной в груди. Поодаль скорчился старый Лис, он больше не кричал, и теперь только судорожно дёргал ногами. Его пятки уже процарапали в смоченной кровью земле изрядную борозду.
— Твои люди хорошо постарались, вождь лесных дикарей, - насмешливо сказал голос за его спиной.
Дикий Кот еле заметно вздрогнул, но не обернулся. Тяжёлые шаги молодого вождя проскрипели по песку и остановились. В шею дохнул густой дух жареной свинины и неразбавленного вина.
— Нам почти нечего здесь делать, - продолжил Громовой Удар. – Разве что взять тот храм с сокровищами на холме и поиметь всех девок там, наверху.
Пришельцы с севера захохотали над словами своего молодого предводителя. Дикий Кот обернулся.
Старший сын Великоужаса, вождя племени Белой Коровы, возвышался над миниатюрным охотником почти на две головы. Глаза Дикого Кота упирались как раз в металлическую бляху в центре его богато украшенного нагрудника. Лесной охотник скользнул взглядом по затейливым завитушкам вверх, к шее, прикрытой только узкой полоской брони. Представил, как легко его нож мог бы перерезать горло чужака от уха до уха.
— Мы только открыли вам ворота, - голос его был холоден и спокоен, как подобает вождю лесных людей. – Лесной народ ни для кого не делает одолжений.
— Ну конечно, - Громовой Удар продолжал ухмыляться. – Иначе мы обошлись бы без вас.
— Мы договорились. Ты дал слово.
— Да, да, - рассеянно ответил молодой чужак, скользя взглядом по тлеющим крышам домов покинутого лагеря. – Вы открываете нам ворота, а мы не трогаем ваших баб.
Он двинулся вглубь лагеря, и Дикий Кот пошёл рядом, стараясь не отстать от верзилы чужака, делающего слишком широкие шаги. Он застыл возле одного из домов. Этот был чуть побольше остальных, с порогом из широких каменных ступеней. Возле порога и на ступенях лежали три мёртвых тела. А под ними, на багровых от крови камнях, он увидел краешек знакомой, вышитой руками покойной жены, рубахи старшего сына.
