Николай Полунин - Цербер

Он не хотел делать такого допущения. Он гнал от себя даже саму эту мысль.

«Лену я вам не отдам, — подумал он. — «Антарес» — это мое, попробуйте тронуть, попробуйте отнять».

В работе Андрея Львовича никогда не прельщали материальные выгоды — он довольствовался необходимым — или вопросы возможной славы. Он понимал, что никогда не выйдет за пределы «узкого круга», он был приучен к этому.

Но прикосновение к тайне. К неведомому. Вот что заставляло учащенно биться сердце. Безусловно, фамильная черта.

Еще бы! «Аномал» — термин из лаборатории деда — такого уровня! Явление такого масштаба! Никому раньше не попадался, ни в каких закрытых, спецхранных, оккультно-эзотерических источниках даже упоминания о таком нет.

И вышел на него он, Андрей, внук Андрея, не случайно наткнулся, а — подготовленным, во всеоружии информации и самых изощренных методов исследования… Андрей Львович, наверное, все же мечтал о славе. Лет этак через сто. Тогда его имя могло всплыть, открыться хотя бы такому же, как он сейчас, безвестному и со всех сторон закрытому всевозможными грифами собрату.

Обращаться к тетради деда в сложных случаях, когда требовалось новое решение, стало у него хорошей привычкой. Деды мудры, надо только уметь пользоваться их мудростью. Но поглаживая папку с тетрадью на столе перед собой, Андрей Львович отчего-то не мог отделаться от воспоминания о ее последнем листке, где дед сделал запись за день до смерти.

На чистой странице крупным и твердым почерком была оставлена единственная строка:

«Че в суете мятемся?» — Андрей Критский, ок. 660 г. до Р.Х.»

Равновесие внутри каждого Мира требуется не только одному этому Миру. В равной степени в нем заинтересованы и все другие Миры. Смертоносная буря в океане тоже начинается с волнения малой капли, таков закон сущего.

Поддерживать равновесие своего Мира — задача не из простых. Пожалуй, нет в каждом Мире более сложной и трудной задачи, более необходимой.

И более неблагодарной.

Само устройство Миров, их законы тяготеют к спокойствию и равновесию. Но у любого закона должен быть исполнитель. Того, кому выпадет эта доля, неизбежно коснется тень иных Миров, тех, которые ему назначено не допускать сюда.

Он станет охранять Мир, в котором родился, но уже никогда не сможет чувствовать себя в нем совершенно своим.

И рано или поздно Мир отринет его.

вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка

…еще его пришлось ждать, пока он покупал себе черные очки и купил огромные, закрывшие пол-лица. Шрамы все равно остались видны, но меньше, конечно.

«Мне надо быстрее домой, как вы не понимаете?» — умолял его я.

Мы ехали на такси, большой расход, но я ему был благодарен, хотя перед этим ему опять понадобилось куда-то звонить, а я опять ждал. Он не знал, где можно купить жетоны, называл их «пятнашками».

«В кассе метро», — сказал я.

«Спросите, когда я там был последний раз», — сказал он.

Я ничего не сказал. Эти люди имеют средства не ездить в метро, ну так пусть их. Мне надо было срочно домой, а он глазел по сторонам и всему удивлялся.

Я не знал, поступаю ли правильно, поддавшись на уговоры. Наверное, следовало все-таки заявить, куда положено. Но мне почему-то казалось, что он, тот, который меня уговорил, следит за мной и сейчас. Я видел его глаза. От них веяло какой-то необъяснимой мертвечинной жутью. Они были неотступны, они преследовали меня.

…А возле дома, куда мы по настоянию этого моего конвоира — я ни минуты не сомневался — не подъехали, а подошли пешком из соседнего двора, ко мне подбежала Маргарита Николаевна, бухгалтер-экономист из семнадцатой, и закричала еще издали: «Они только угорели! Только угорели!..» — но я уже уви…

Три черных окна без рам, обожженный балкон.

Копотные языки до пятого этажа.

Следы тяжелых колес, поломанная яблоня в палисадничке.

Натеки на стене, лужи на асфальте. Кучка женщин у парадного.

Сердце остановилось.

вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка

Михаил пошарил рядом с собой в поисках мохнатого теплого Мурзика, а под рукой очутилось холодное и липкое. Оно дернулось и сказало:

— Ой. Где это я?

Сделав усилие, Михаил поднялся. Тело ныло — он лежал неудобно, свалился замертво, без движения.

— Гоша, — сказал он серьезно, — слушай сюда. Сперва давай нам с тобой по «граммчикам», а потом выкладывай, откуда ты такой взялся. «Граммчики» — по одной порции, говорить — как на духу.

— А ты кто такой?.. — заерепенился Гоша, но Михаил, которому уже осточертело уговаривать и увещевать, просто легонько дал ему в зубы так, что голова треснулась о близкую стену.

— Понял?

— Ну. — Гоша держался за рот и мигал. — Я всегда с первого раза понимаю. А «Граммчики» — это мы моментом.

Игореша дождался только к пяти часам. Перед тем как мужик, похожий на киноактера, вышел, к подъезду прикатил бородатый жлоб на мотоцикле. Жлоба Игореша отмечал и раньше, он выходил с тем ботаником в половине второго. А тачка хороша. У Игореши даже руки зачесались. Жлоб — придурок, кто ж такие вещи на улице бросает.

Они вышли вдвоем, спрятали лица под шлемами, тачка рявкнула, свинтила. Игореша растерялся сперва, а потом подумал, что и к лучшему. Он сейчас сообщит, а дальше с него и взятки гладки: рокеров догонять — что ветер ловить, их даже менты без надобности не трогают. За колесо ты его ухватишь?

Голубой «Ниссан», выскочивший из-за угла, притормозил рядом. Дверца распахнулась. Игореша инстинктивно попятился.

— Прыгай.

— Мне недалеко.

Качок с полным ртом рыжухи подвинулся внутрь, постучал по сиденью рядом с собой.

— Залазь, дурак, нам в одну сторону — за этими. — Дернул подбородком, указывая, куда скрылся мотоцикл с седоками.

За первым качком виднелся второй, впереди, рядом с водилой, сидел еще мужик, вроде центровой. Игореша все сомневался, хотя на подсад было непохоже. Они бы так не действовали.

Сидевший впереди повернулся:

— Не сцы, Игорек, мы теперь вместе у Хозяина Бори. Он нас за тобой прислал, двигаем на хату. — Назвал адрес. — Ну, долго ждать?

Игореша — будь что будет — полез в машину.

— Мы их все равно не догоним, — сказал он.

— А нам их и догонять незачем. Они сейчас как рыбки, куда надо приплывут.