– Фауст?
– У?
– Что – «у»?
– А что – Фауст?
– Задрал! С тобой как с человеком можно поговорить?
– Запросто! Вторник, четверг и суббота, с трёх до пяти.
– Я вот что думаю: у нас на тенте всякая фигня сатанинская намалевана, а в городе полно контор Ордена. Вдруг кому попадётся на глаза?
– Рог, не грузись, тут всем всё по барабану. Я час назад видел машину, так на ней было написано «Танк вампира». И ничего, никто за ней с осиновыми кольями не гоняется.
– Не знаю. По мне, так стрёмно как-то.
– Забудь. Ты можешь делать что угодно прямо под окнами регионального центра Ордена: орать сатанинские песни, расчленять священников, трахаться на алтаре, жарить человечину на костре из икон, умерщвлять младенцев – им это всё до лампочки. Единственное, за что могут вздрючить, так за попытку проведения вызова.
– Да я понимаю, а всё равно, как-то не так. Будто сами признаёмся, кто мы такие.
Фауст хотел было что-то ответить, как вдруг осёкся, да и Рог тут же замер – в их головах бесстрастно зазвучал голос повелителя:
– Слуги, гончие почуяли добычу. Она далеко, след пока не взять; направляйтесь в ту сторону, как можно быстрее.
– Повелитель, здесь нельзя ездить, как захочешь, существуют правила! – возразил Рог.
– Я отменяю ваши правила.
Повинуясь мысленным указаниям Тринадцатого, Фауст вдавил педаль газа. «КамАЗ» рванул вперёд, машины, способные ему помешать, послушно сворачивали к обочине, иногда при этом создавая аварийные ситуации либо во что-то врезаясь. Впоследствии водители сами не могли толком объяснить, почему им взбрело в голову совершить подобный маневр. Впрочем, как минимум двум объяснять ничего не пришлось – у них не выдержали сердца.
Грузовик выполнил поворот, пронёсся напрямик через жилой квартал, оставив на асфальте кровавую лужу от зазевавшейся кошки, вынесся на следующую улицу. Рог тут же заорал:
– Впереди пробка, нам не проехать!
– Не останавливаться, – приказал Тринадцатый.
Рог закрыл глаза, чтобы не видеть приближение финала. До пересечения с проспектом оставалось не более сотни метров. Машины на нём стояли в несколько рядов – пробка была глухая, они даже не двигались. «КамАЗ» крепок, но он не танк – столкновение будет ужасным. Однако Фауст глаза закрывать не стал – он верил в силу повелителя и не сомневался, что всё окончится хорошо. Подчёркивая свою веру, водитель начал понемногу увеличивать скорость.
Тройка рухимов ударила одновременно. Грузовик на миг подёрнулся сизым ореолом, и тут же от него рванула вперёд стена огня. Свита была великолепна, выращена на славу, куда там жалким обитателям монастырской Клетки с их рудиментарными способностями. Удар, вспышка, скрежещущий грохот – исполинская метла разметала машины в стороны. Рог на миг приоткрыл левый глаз, посмотрел, как новенький «лексус» взмыл выше троллейбусных проводов, снова закрыл – не стоит рассматривать подобные зрелища, это вредно для психики. Фауст, напротив, проезжая через дымящуюся полосу, испустил победный вопль:
– Так их! Ну что, Рог, сиденье не сильно запачкал?!
– Когда-нибудь я тебя точно убью, – мрачно пообещал напарник.
– Эх, Рог, да расслабься! Какой русский не любит быстрой езды! Сейчас мы их догоним. Кто бы там ни был.
Не догнали.
Через пару минут Тринадцатый приказал замедлиться – свита потеряла направление. Они колесили по окрестностям не меньше часа, но так ничего и не засекли. Единственное, что можно было утверждать с точностью – объект двигался с приличной скоростью и попросту оторвался в условиях городских улиц.
Чапай плюнул на палец, после чего на миг прикоснулся к жалу паяльника. Отдёрнув руку, потряс ею в воздухе, удовлетворённо констатировал:
– А ничего паяльник, работает прямо как зверь. Китайский, но нам-то какая разница? Или предпочитаешь отечественные товары? Что молчишь?
Робинсон не мог бы ответить при всем желании. Его тело было надёжно привязано к роликовому стулу, а рот заклеен полоской скотча. Максимум, что он мог сделать – выпучить глаза или глухо замычать.
Бровкин тем временем продолжил тему:
– Игнорирование собеседника является признаком неуважения. Выходит, ты меня не уважаешь.
Куратор затряс головой, замычал, выпучивая глаза, всем своим видом пытаясь доказать, что Чапай для него самый уважаемый человек современности.
Тщетно.
– Ну, раз такие дела, то и церемониться с тобой я не буду.
Рыцарь перестал возиться с инструментами, выдернул паяльник из розетки, выпрямился, неторопливо стянул рясу, оставшись в костюме, некогда реквизированным у Ягоды. Разглядев одеяние Чапая, Робинсон замычал ещё сильнее. Бровкин, оценив его потуги, произнёс короткую речь:
– Итак, господин куратор, надеюсь, ты осознал, что сложившаяся ситуация серьёзно угрожает твоему драгоценному здоровью. Не буду тебя разубеждать, ибо так оно и есть. Так вот, сейчас мы с тобой побеседуем, причём правила этой беседы устанавливаю я. Они просты: говорю только я, ты лишь отзываешься без малейших попыток перебить или сказать что-то вне очереди; на вопросы отвечаешь чётко, без увиливаний или затягивания времени; при разговоре прилагаешь все силы, чтобы быть искренним, и проявляешь здоровый энтузиазм. Если ты понял мои правила, кивни.
Робинсон энергично встряхнул головой.
– Вот и хорошо, мне очень приятно встретить столь понятливого собеседника. И последнее, что тебе стоит осознать. Не факт, что выполнение всех моих правил действительно поможет сохранить тебе здоровье. Видишь ли, тут наши с тобой интересы несколько расходятся, так что не буду тебя напрасно обнадёживать и приму за должное, если ты начнёшь играть в молчанку. Но учти, в таком случае я, в свою очередь, начну играть в «будни гестапо»; твоё здоровье при этом не только испортится, а испортится крайне болезненными способами. Понял ты или нет, мне безразлично, воспринимай это как рутинный инструктаж по технике безопасности. Итак, приступаем к беседе.
Чапай безжалостно потащил полоску скотча в сторону, не обращая внимания на слёзы, выступившие на глазах жертвы. Едва рот освободился, Робинсон, сильно искажая речь, взмолился:
– Господин Бровкин, я...
Чапай немедленно вернул скотч на место и горестно вздохнул:
– Робинсон, Робинсон!.. Я-то думал, что ты запомнишь мои несложные правила с первого раза. Жаль. Но не грусти, это не смертельно. Если что-то не получается на сознательном уровне, то можно попробовать сделать требуемое условным рефлексом.
Рыцарь подошёл к журнальному столику и начал вдумчиво перебирать зловещие предметы. При этом он не терял нить беседы, если этот монолог можно было назвать беседой:
