— А скажи, Косой, ты мою Владу не видел? — спросил Фидель.
— Владу? Давно она не появлялась.
— Понятно. А проводника Момента? Он вроде с Гарри дружил.
Косой задумался. Видно было, что вчера ему сильно досталось: под глазами синяки, лицо расцарапано, костяшки пальцев сбиты в кровь.
— Заходил дня два назад или три. С этим прорывом все из головы вылетело. К Гарри заходил. Кажется, ему переправиться через Барьер надо было по-тихому.
Модест кашлянул, Сева хмыкнул. О том, что с похитителем был Гена Момент, все знали. Осталась мелочь: выяснить, куда этот хмырь направился, куда Владу уволок.
— А где Момент сейчас? Мне он, Косой, по делу нужен.
— Чего не знаю, Фидель, того не знаю. Чаще всего он в Химках появлялся, а где живет — кто же мне расскажет! Да найдешь его, человек приметный.
Это точно, приметный: наркоман, беспринципный торгаш. За каждый найденный «сувенир» требует денег, да побольше, побольше. Такому неведомо сострадание, и понятно, почему он взялся помогать похитителю — предложенными деньгами соблазнился.
— Если найдете Момента, — Косой уставился поверх голов, — пожалуйста, попросите его передать Гарри, чтобы связалась со мной. Я ее вчера за Барьер переправил. Волнуюсь теперь, как она.
Фидель пообещал передать и повел свой маленький отряд к переправе через Волгу. Зулус трусил рядом, периодически отвлекаясь на вкусные запахи из подворотен.
Кроме Ротмистрова, в Москве был еще один человек, который давно уже хотел наладить контакт, но Фидель его по идеологическим причинам сторонился. Человек достаточно влиятельный, может, и удастся его уговорить помочь. Он бандит, мерзавец еще тот, но лучше уж с ним работать, чем с Ротмистровым, — хоть все по-честному будет.
Конечно, за подарок должен быть отдарок, и в ответ на услугу Фиделю придется сотрудничать. Продавать железы, хорошо, если не все, а только часть — стать винтиком в махине теневого оборота биотина.
Когда-то давно, когда у Кострова еще было время читать книги, в «Соло на ундервуде» писателя Довлатова он прочел замечательный ответ на заявление «Я не продаюсь!» — «А вас покупали?» Федора Кострова пытались купить не раз и не два, но ни у кого не получалось, потому что деньги его интересовали мало. Теперь пришла пора продаться, но не за материальные ценности, а за безопасность и жизнь дочери.
— Куда мы теперь? — спросил Сева. — Ищи этого Момента по всем Химкам.
— Мы не будем его сами искать, Сева. Мы пойдем к Тихому Дону. Он поможет. Он давно хотел наладить со мной бизнес.
Модест вздохнул осуждающе, но ничего не сказал. И даже Сева промолчал — понял, что спорить бесполезно.
Фидель представил, как собственноручно убьет похитителя дочери, и прибавил шагу.
Химки; Москва.
Когда Данила добрался до Химок, уже светало. Небо было затянуто тучами, скрывавшими Московское сияние (если оно все еще продолжалось — в чем Данила не был уверен), из туч сыпал мелкий снег. Холодно, сыро, мерзко…
Он брел по коттеджному поселку, с трудом переставляя ноги. Усталость прошедших дней навалилась на плечи, заставив ссутулиться, тупой ноющей болью вгрызалась в затылок. Наверно, это было последствие Всплеска или еще какой-нибудь незримой дряни, вырвавшейся из Сектора в реальный мир… Данила вспомнил, что творилось с ним, когда погиб Лазебный, и внутренне содрогнулся. Не дай бог опять поймать такое.
Возле коттеджа Момента снег стал грязно-серым от пепла. Самого коттеджа не было — выгорел дотла, и только печная труба торчала в небо, черная, обугленная, закопченная.
Момент был во дворе. Он стоял на коленях над телом щуплой светловолосой девушки, которую Астрахан видел в Твери. Волосы ее — очень светлые — слиплись от крови и почернели на виске. Девушка была мертва, с такими ранениями не живут. Есть что-то очень неправильное, несправедливое во Вселенной, где девушки умирают от пули в голову…
Как же ее звали? Галя?.. Да нет, как-то по-мужски… Гарри!
Момент стоял на коленях и баюкал простреленную голову Гарри. Молча и тихо раскачивался из стороны в сторону. Лицо и дреды были покрыты толстым слоем серого пепла, отчего проводник походил на ожившую статую. Под закрытыми глазами сквозь пепел и грязь пролегли две тонкие извилистые дорожки — Момент беззвучно плакал.
И весь мир плакал вместе с ним, погрузившись в аномальное спокойствие после ночного безумия.
Данила уже видел такое, видел много раз, как молодые веселые парни, готовые с азартом убивать и умирать, вдруг теряют что-то такое, без чего не могут жить, — и разом перестают быть и молодыми, и веселыми. Слишком много было у капитана Астрахана двадцатилетних подчиненных с глазами глубоких стариков.
По опыту он знал, что тут бесполезно что-либо говорить. Бессмысленно успокаивать, утешать, обещать, что «все будет хорошо»… Не будет. Еще очень-очень долго с Моментом не будет хорошо. Ему бы сейчас водки налить, но нельзя — слишком многое еще не сделано.
Единственное, чем можно было помочь товарищу в такой ситуации, — это придумать ему работу. В данном случае и придумывать не пришлось.
— Надо ее похоронить, — сказал Данила.
Момент открыл глаза и поднял голову. Взгляд его был пустым.
— Да. Надо похоронить, — проговорил он. — Там, в сарае, есть лопаты…
Сарай, примыкавший к дому сзади, сгорел лишь наполовину. Деревянные стены настолько отсырели, что гореть отказались и до сих пор лишь вяло тлели, источая густой вонючий дым. Данила распихал ногой хлам и выудил две чудом уцелевшие лопаты. Еще в сарае нашелся кусок брезента два на два метра — как для савана…
Аномально теплая погода сменилась заморозками, земля еще не успела промерзнуть, но рыть было тяжело. Штык лопаты с трудом врубался в плотную черную землю, после чего то Данила, то Момент с утробным выдохом откидывали пласт жирного грунта. Часто попадались камни и какие-то тонкие, но удивительно прочные корни, их приходилось перерубать.
Где-то через час, когда оба взмокли, яма стала достаточно глубокой. Не сговариваясь, они воткнули лопаты в грунт и побрели за телом Гарри. Момент не потрудился смыть пепел, от пота тот пошел разводами, и проводник сделался похож на зомби: мертвый, ничего не выражающий взгляд, серая кожа, серые волосы.
Зарывали могилу молча. Когда закончили, Данила спросил:
— Скажешь что-нибудь?
Момент покачал головой.
— Надо место как-то обозначить…
— Нет. Она бы не хотела этого. Она бы хотела совсем другого.
— Чего?
