И замерло все вокруг, даже гриф-стервятник, кружащий в выси, на мгновение прервал полет и завис в ожидании развязки…
Два выстрела грянули, слившись в один громовой раскат…
Но нет! Был и третий выстрел!
Вот стоит и подло ухмыляется, сдувая дымок с револьверного дула, Хорли О'Элберет, бесстыжий негодник, насквозь пропитанный скверным виски. Хорли по прозвищу Смок, пропащая душа, заочно осужденный присяжными за жестокую расправу с семейством Бэггинсов и вот уже с год гуляющий по прериям. Воистину, никто, кроме этого чудовища в образе человеческом, не решился бы на такое кощунство — недаром даже дружки его заворчали, осуждающе покачивая головами. Но рыжий висельник, позор ирландского племени, нисколько не стыдился содеянного, напротив, вовсю скалил щербатые зубы.
— Что, проклятый янки, — крикнул он, любовно прокрутив барабан, — похоже, не по вкусу тебе моя прелесть?
— Как я погляжу, мало радости доставил ты своей матушке, паренек, — кусая губы от жуткой боли в плече, отозвался Честный Билл, — и, сдается, недолго станет она горевать по тебе…
Вмиг осунувшееся лицо его было спокойно, и только легкая печаль, поселившаяся в уголках глаз, позволяла понять, что старый шериф смирился с неминуемой смертью. Они с Эль-Койотом выстрелили одновременно, но он — чуть раньше, и главарь конокрадов лежал бы сейчас с простреленным лбом, если бы не грязная выходка Смока Хорли. Увы, выбитый пулей ирландца револьвер валялся теперь в десятке ярдов от места схватки, и Уильям Хэппенинг знал: ему не успеть даже коснуться запасной кобуры.
Ошпаренное солнцем лицо Хорли исказилось.
— Ты смеешь трепать своим грязным языком имя моей матушки, поганый пес! Позволь мне покончить с ним, seniore! — возопил он, и Эль-Койот утвердительно кивнул.
Ухватив рукоять револьвера обеими руками, Смок принялся целиться. Но выстрелить не успел.
— Да будь я проклят! — внезапно вскричал коренастый бандит, державшийся ранее на заднем плане, и обветренное лицо его содержало сейчас намек на некоторую порядочность. — Да не зовись я Анджело Ла Бестиа, если позволю, чтобы на моих глазах совершилось преступление!
Дуло мушкета, направленное в хилую грудь ирландца, подтвердило его решимость.
О! Не так уж давно Анджело Ла Бестиа храбро воевал против картавых негролюбов-янки в отряде отважного майора Колхауна, дослужился до сержанта и ушёл в прерии, ценя честь превыше жизни. И сейчас смельчак недоумевал: каким злым ветром занесло его в банду грязных chicanos, единственный белый среди которых и то настолько бесстыж, что посмел вмешаться в честный поединок? Хотя чего и ждать от вонючего ирландца!
Слегка выставив левую ногу, бравый вояка хищно пригнулся. Палец его замер на спусковом крючке, глаза изучающе ползли по застывшим лицам мексиканцев, и поэтому он последним услышал некий чужеродный звук, возникший словно бы из ниоткуда.
Скрип, похожий на дребезжание гвоздей в жестяной коробке, приближался. Вот на горизонте показалась темная точка, а краткое время спустя пара одров, впряженных в ветхий дилижанс, остановилась у пересохшего колодца. Приоткрылась дверца, и златокудрая девушка в белом кружевном платье и шляпке, украшенной флердоранжем, выпорхнув из кареты, звонко восклик…
…Коренастый, наголо бритый толстяк неопределенных лет, облаченный в мешковатый, плохо гармонирующий с амбициозным интерьером костюм, поморщившись, выключил визор. Вздохнул. Ткнул пальцем в клавишу.
— Зиночка! Чашечку чаю, пожалуйста. И соедини-ка меня, дружок, со «Стерео-Центром»…
— Минуточку, Шамиль Асланович, — мурлыкнул селектор.
Чаек возник почти тотчас. А связи пришлось ждать. С каждой бесполезно истекающей секундой квадратный складчатый затылок багровел все гуще.
— Черт-те что, — произнес наконец господин Салманов и хлопнул ладонью по столу, ненароком оборвав жизнь одной из декоративных бомборджийских мушек. — Бе-зо-бра-зи-е!
Верная Зиночка, сунувшаяся было насчет сушек, сделала большие глаза и сгинула. Шестой год удерживая пост личного секретаря Председателя совета директоров Компании, она знала: если босс сквернословит наедине с самим собою, маячить без крайней нужды не следует.
Секретари, водители и лакеи ошибаются редко: господин Салманов действительно был зол.
Внеочередное заседание совета начнется ровно в полдень.
А он минувшей ночью проворочался до рассвета. И со вчера мокнут ладони. Нельзя выходить к коллегам в таком виде. Порвут на ветошь.
Кисейным барышням нечего делать в совете директоров.
Господину Салманову была необходима красная тряпка. И дурацкий фильм попался на глаза хоть и случайно, но весьма кстати: медленно закипая, Шамиль Асланович уже подвел себя вплотную к желаемому уровню ярости.
Немыслимо! Три трупа за полчаса, и как это прикажете назвать, если не пропагандой насилия, да еще в лучшее эфирное время? Чему научатся невинные дети, посмотрев сие, скажем так, произведение. Одному: чуть что — хвататься за оружие, и это в лучшем случае. Так куда же зовут рядового зрителя мудаки со «Стерео-Центра» и на что тратятся средства налогоплательщиков?
Или они там думают, что на их шалости нет управы?! В таком случае эти уроды жестоко ошибаются…
На том конце провода вернувшийся наконец из клозета директор студии пытался жалобно скулить, но слушать его никто даже не собирался. Ему конкретно разъясняли.
Типа так. Никому, даже государственному стереовидению, не дано право разлагать подрастающее поколение, идеализировать самосуд и поэтизировать разборки; стереовидение по самой природе своей призвано сеять семена разумного, доброго, вечного — понятно, в натуре?.. Стереовидение, а в первую очередь — Госстереовидение есть питомник гуманизма и рассадник политкорректности; кому-кому, а директору главного канала Галактики не следует забывать об этом ни на секунду. Так что пускай эту гадость снимают с эфира немедленно, и господин Салманов, хоть и рядовой, но неравнодушный зритель, очень надеется на то, что понят правильно, поскольку…
— …А что пасть тебе через жопу натрое порвут и на погоны не посмотрят, так ты, полковник, не сомневайся, — закруглив период, господин Салманов впервые за время беседы позволил себе повысить голос. — Всё! Кончили базар!
И, откинувшись в кресле, вкусно потянулся.
От сердца заметно отлегло. Сделалось, правда, несколько неудобно перед директором: все-таки академик, офицер, а тут его носом в говно, как собачонку. Ну, что поделаешь, не извиняться же. Тем паче что и фильм дерьмовый…
Шамиль Салманов извлек из оттопыренного пиджачного кармана смятый носовой платок, тщательно протер лоб и с отвращением выбросил тряпку в корзину для мусора.
