Слушал трибун, стоя у дверей, и вдруг жарко ему стало под плащом, и пот полился градом. И почудилось - свет льется сквозь темный купол собора, сорван купол, и как кровь из зияющей раны, хлынул вовнутрь свет…
— С приближением Света Христова и диавольская тьма прогнана, и неведение грехов прешло, и настоящим светосиянием прежние умозаблуждения истреблены, и обольстительное нечестие прекращено. Кто же есть День Неба, как не Христос Господь? Он есть День Сын, Которому День Отец открывает таинство Божества Своего; И так как за Днем Неба никогда не последует ночь, то и по явлении правды Христовой тьма грехов исчезает. Так как День всегда сияет и не может быть объят никакою тьмою, то и Свет Христов сияет и не покрывается никакою темнотою грехов. Потому евангелист Иоанн и говорит: "Свет во тьме светит, и тьма не объяла Его" (Ин. 1, 5)
И задрожал трибун, и не заметил, что опустился уже на колени. Не слышал, как ушел проповедник с амвона, и как запели в храме. Не помнил, как вышел на улицу. Будто стрела вонзилась меж пластин доспеха - и прямо в сердце, будто копьем пробило грудь, так Квиринус, никогда не сдававшийся, не знавший страха в бою, взлетевший уже на вершины военной славы, приближенный к императору - был навсегда побежден мягким неслышным касанием Агнца, бессильно распятого на Кресте.
Он поехал с императором в Рим, навестил родных, затем тем же путем - обратно в Галлию. Доехав до Трира - как раз приближалась Пасха Христова - уволился из армии и остался навсегда в граде Божьем, под крылом епископа Бритто. На Пасху был окрещен, а уже через год обрел таинство священства.
…Так говорил Квиринус о Сыне Божьем Распятом - а грохот и шум становились все ближе. И мелькнула мысль, что и не надо теперь убегать - догонят, и еще приведет он Рандо прямо к своим братьям. Ведь не для того, чтобы умереть, пришли они сюда. Для того, чтобы жить, строить, проповедовать.
Въехали на площадь в хороших доспехах всадники. Вождь Рандо во главе, на могучем вороном жеребце, с волчьими хвостами на шапке, с огромной бородой, огненно-рыжей. Огромный варвар с обезображенным лицом - вместо левого глаза заросший провал. Заметил неладное, подскакал к незнакомому ромею, притормозил коня.
— Ты кто таков?
— Я Квиринус, епископ из Трира, - ответил римлянин. Лицо Рандо исказилось.
— Это ты, дерьмо собачье, мутишь мне людей? Хочешь под римские мечи нас подвести?
— Что ты, Рандо, - спокойно и смело ответил Квиринус, - разве такое придет мне в голову? Я всего лишь служитель Бога, мне до Империи дела нет. Пришел я сюда, чтобы твоим людям рассказать - тем, кто хочет послушать - про истинного Бога, единого Творца неба и земли…
Дружинники, столпившиеся вокруг, даже как-то приутихли. Больно уж уверенно говорил римлянин. Говорил, словно командовал. Словно привык людьми повелевать. Но Рандо это еще меньше понравилось. Он соскочил с коня, передал повод мальчику. Подошел ближе к чужаку. Теперь видно было, что Квиринус и ростом не уступает Вельфу-гиганту, а в плечах будет даже и пошире его. Только смуглый и чернявый, и глаза темные сверкают.
Рандо не любил ромеев. И веру их поганую не любил, как и все в них. Когда он еще ребенком был, захватили как-то ромеи их селение, и мальчик успел спрятаться, а деда легионеры прямо на его глазах закололи, а потом еще хуже - приволокли сестру и мать, и тут же прямо в доме их изнасиловали. А потом Рандо воевал, и римское копье ему прямо в глаз воткнулось, с тех пор вместо левого глаза - страшный провал… Нет, не любил он ромеев, и ничего доброго от них не ждал.
И живым не собирался этого гада отпускать. Видно же, что военный он, легионер - выправку не скроешь. А прикидывается мирным жрецом… Рандо от ненависти сжал кулаки.
Что ж, можно зато веселое развлечение устроить. Заодно и людям неповадно будет впредь с такими разговаривать, и кому он уже успел римских сказок напеть - те призадумаются…
Рандо бросил взгляд на своих людей, насторожившихся было. Кое-кто с коней спешился. Стояли полукругом. За поленницей дети прятались. И народ собирался на площадь - тут и дружина приехала обратно, и развлечение, вроде, какое-то ожидается…
— Вот что, ромей, - решил он, - уйдешь отсюда сейчас же, и чтоб духу твоего поганого в нашей марке не было! Если только узнаю, что явился, размажу по стенке, как таракана. Но прежде, чем уйдешь… скажи-ка мне, про что ты там рассказывать собирался?
— Про истинного и единственного Бога, Господа нашего Иисуса Христа, - Квиринус выпрямился.
— Так вот, мы такого бога не знаем, ромей. И знать не хотим. Наш Бог - Вотан, и Донар наш Бог, и Фригг, и другие, а такого мы не знаем. Прежде, чем ты уйдешь, хочу я, чтобы ты сказал, так, чтобы все слышали - нету никакого твоего бога Криста, а повелитель всех богов и тот, кто землю сотворил - это Вотан. Давай, повторяй за мной!
— Ну а если не скажу, Рандо? - поинтересовался ромей.
— Тогда и не уйдешь, - сообщил вождь буднично, - живым не уйдешь отсюда. Давай, говори!
Странное дело, похоже, что перспектива не уйти живым ромея обрадовала. Он выпрямился и даже чуть ли не заулыбался, глаза прямо заискрились.
— Эх, Рандо! Истинный Бог один, Иисус Христос, предавший Себя на смерть за грехи людей. Что ж я могу еще сказать?
— Убью ведь, - предупредил Рандо, сжимая огромные свои кулаки. Он еще сдерживался, но злость росла. Непонятны эти люди, непонятны - ну ясно, не хочет он прогибаться, но ведь это жизнь! Из-за каких-то слов свою жизнь отдавать…
— Убивай, - согласился Квиринус.
Он опустил глаза, чтобы скрыть то странное, что творилось в душе - а в душе все нарастала радость, и теперь он понял, что это такое - когда в сердце поет ангельский хор. Тот свет, который некогда хлынул сквозь прорванный купол собора в Медиолане, тот свет теперь был совсем близко, и одного хотелось - на колени, и петь, петь гимны, не вытирая счастливых слез. Квиринус едва сдерживал рвущуюся улыбку - совсем уж глупо это будет выглядеть… Да, подумал он, конечно, вряд ли они убьют меня быстро. Но какая разница, еще немного, и наконец-то все кончится, все, навсегда, и я буду рядом с тобой, Господи! Спасибо Тебе, чего же еще может быть лучше, чем такая смерть! Конечно, хотелось поработать еще, пожить, побольше людей обратить, укрепить общину, однако, если на то воля Твоя…
…Так было, кажется, вечность назад - он был еще совсем молодым центурионом, и стоял в передней шеренге в ряду легионеров, прикрывшись щитом, и щиты сверкали на солнце. Безжалостное солнце било в лицо, сжигало задубевшую кожу, отражаясь, полыхало в щитах, в доспехах, и сиял на солнце орел легиона, вознесенный над головами, и рядом значок с изображением льва. Готские лучники вяло постреливали, и временами пытались брать их на крепость - шли на приступ, копья звенели о щиты, стрелы со свистом резали воздух.
