Мем стоял в задумчивости.
– Ну, давайте за медяк в оба конца, коли я вас недолго буду ждать, – предложил сосед.
– Что ты мне работу перебиваешь! – возмутился первый. – Если на Монетном немного дел, так и я за медяк свезу. Только без обмана!
– Мне только зайти и вернуться, я ключ забыл, – сказал Мем. – Согласен я. – И спрыгнул в лодку.
Перевозчик, сопя, развернул суденышко носом в сторону Монетного и погреб против течения.
– Что же, обманывают вас часто? – поинтересовался Мем, когда лодка вышла на середину канала.
– А то, – сказал перевозчик. – Вот давеча вечером тоже. Я его туда, а он обратно обещал и не пришел. Что ли упер чего, да попался – говорят, потом по Чаячьему ночь полиция шастала. Замерз, как собака, даром трудился... А теперь ко мне меднолобые пристают: вынь им да положь, когда отвез, когда вернулся...
– Надо же, – удивился Мем. – Что на Чаячьем воровать? Топляк на дрова?
– Вот и я удивляюсь. Вроде, приличный был господин.
– Может, он на берегу украл, а на Чаячьем скрывался?
– Может, и то.
– А откуда подошел? Или за пазухой чего нес?
Перевозчик оглянулся через плечо.
– Оттуда. С монастыря. Брел по берегу. Издали рукой машет: сюда, мол. Ну, я его и подобрал. Что ж, мне работа не нужна, что ли? А преступник или нет, не мое дело. Пусть в префектуре разбираются. Им там делать нечего, кроме как вопросы задавать. А я им на все их вопросы честно ответил.
– Так монах, раз с монастыря.
– Что ж я, монаха от рабежского гуляки не отличу?
Плащ спереди в бусах...
– Может, он сам гнался за кем?
– На воде туман был, фонарь лодочный в трех шагах не видать.
– Ну, весла-то в уключинах скрипят, не видно, так хоть слышно, – подсказал Мем.
– Эх, пинком его через коромысло! – вдруг озарило перевозчика. – Я же зря его ждал! Он, чтоб мне не платить, сам взял лодку с берега. Или подсел к кому! Точно! Я еще думал, кто там вдоль берега веслами плюхает! Он и был! А я-то, дурень, еще полстражи на его совесть надеялся...
– Стойте! – велел Мем, порывшись в рукаве. – Вот же он, мой ключ. Не надо мне на Монетный! Я думал, я его забыл. Поворачивайте обратно.
– Тьфу ты, – огорчился перевозчик. – Третий день мне не везет. Полушка с вас. За обман.
На пристани Мем забрал полмедяка сдачи и отправился к монастырю, который серой гранитной громадиной устроился на остром носу берега. С севера возле него тек Рыбный канал, с востока – Рабежский. Мем пошел в ту сторону, куда ему показали. На самом деле он представления не имел, что ищет. Просто у него появилось такое чувство, будто он, словно собака-ищейка, встал на след. Зацепился. Мем был уверен, что идет куда следует.
Вдоль топкой кромки, по самому низу крутого берегового откоса, Мема вела раскисшая тропинка. Тростник и прошлогодняя осока в воде были поломаны лодками. Массивные серые стены наглухо отделяли монастырь Скорбящих от веселых кварталов. В этом месте Столицы без всякого перехода жили бок о бок святость и разврат. Границей между ними служила только сточная канава, возле бревнышка через которую Мем и приостановился.
Ага, сказал он себе. Сначала господин Мерой издали рукой машет, и его видно. А потом такой туман, что фонарь лодочный в трех шагах не разглядеть. Что это значит? Это значит, что в банях сливают воду по Рабежскому колоколу – между вечерней стражей и первой ночной. Вот от этой-то воды в полночь всякий раз получается туман втрое гуще обычного. Теперь известно не только место преступления, но и время. Мему стало забавно. Он кое-что вызнал и был очень доволен собой.
Он окинул взглядом глухую высокую стену и стал подниматься с берега к монастырским воротам, где было вывешено расписание служб.
Мем не считал себя человеком особенно религиозным. Он соблюдал, конечно, общепринятые правила, но молиться за весь мир было не его дело. Для такого, он считал, существуют люди более способные и более достойные – монахи. Их труд и их сан Мем уважал, но свою жизнь собирался посвятить совсем другим занятиям. Поэтому про монастырь Скорбящих он знал только то, что именно с него начинался когда-то город Тарген, ставший впоследствии столицей великого государства, и еще то, что регулярно раз в месяц в соборном храме здесь проводят всеобщее покаяние за грехи предков – действо, вне сомнения, полезное, но очень уж длинное и скучное. Сам Мем предпочитал поговорить с Единым приватно, с глазу на глаз, и молитвы прочитать по книжечке, а не толкаться среди прихожан, тщетно пытаясь в общем гуле расслышать хоть половину из произнесенного чтецом или священником.
Поэтому сейчас на пороге обители ему пришлось преодолеть некоторую неуверенность. Вроде бы и являться с немолитвенными целями в монастырь было неудобно, но, с другой стороны, следы давешнего преступления с похищением тыквы и убийством агента Тайной Стражи вели именно в эту сторону. К тому же маленький храмик эргра Датара являлся приписным именно к монастырю Скорбящих.
В конце концов, посомневавшись насчет цели своего визита, Мем рассудил так: ежели слуги Единого каким-то образом причастны к нехорошему делу, Единый такого греха не потерпит, и преступление само скажется; если же непричастны – грех незаслуженно подозревать их. Мем тут же в монастыре и исповедует, написав записку и опустив ее в кружку.
С такими благочестивыми мыслями Мем вошел в ворота обители.
* * *
Надо сказать, что Яся не очень-то ценила серьезные намерения Мема. Да и мало кто смог бы их оценить. Признайся Мем родному отцу, что собирается жениться на немой девке из веселого дома, господин Фемем, пожалуй, вспомнил бы прежние годы и взял в руки розги или ремень. В то, что Мем способен на подобную блажь, не верили ни соученики, ни приятели, ни сама невеста. А Мем верил. Вернее, он в самом деле был очень упрям. Разыскать эту дурацкую тыкву или хотя бы ее похитителей стало для него делом чести. Он дал слово – он должен его сдержать. Иного повода, по которому он мог бы подвизаться на подобные поиски, Мем себе и не представлял. Его прямые побуждения не имели никакого отношения к помощи инспектору Нонору. Ему нужно было только чтобы Яся уверилась: Мем не бросает слов на ветер. Как он сказал, так в точности и исполнит. Даже если задача оказалась раз в сто труднее, чем он предполагал заранее.
Что он ищет внутри монастыря, Мем пока не решил. Ему, конечно, было понятно, что наудачу дела не расследуют. Но и с какого края надо браться за дело, представление он имел слабое. Он что-то вспоминал из того, чему его учили. Будто бы нужно выбрать круг подозреваемых и постепенно сужать его, пока в центре не останется всего один человек. Нечто в этом духе. С подозреваемыми у Мема пока было негусто. Какой-то монах. Может быть, эргр Датар. Может, другой. Рассказывать узнанное Нонору тоже было опасно, да Нонор скорее всего не стал бы Мема и слушать. «Зайду внутрь ограды, а там будет видно», – решил самодеятельный сыщик, переступая порог калитки у монастырских ворот.
