— А почему ты так уверена, что он все знает?
— Он ведь не звонит копам, а? И он не бежит.
— Но… — начал Рав, и в этот миг взорвалась вторая граната. Фейерверк искр медленно просачивался сквозь пластик.
У водителя была хорошая реакция: он пустился бежать в тот момент, когда искры стали огненно-рыжими и затем коричневыми, начали разрушать здание, превратили в ничто огромный кусок улицы. Башня задрожала; в пластиковой стене образовалась щель, доходящая до восьмого или девятого этажа, нижние этажи затрещали. Послышался звон бьющегося стекла.
Облако пыли настигло бегущего шофера. Испустив дикий крик, он исчез.
Рав втянул в себя воздух, глаза его были расширены, как у младенца, собирающегося кричать. Рутлесс стащила его с главной улицы в боковой переулок.
— А теперь иди, или я вколю тебе успокоительное, — приказала она, и Рав, спотыкаясь, пошел вперед, опираясь на нее, пока она тащила его в безопасное место.
— Ну что — вот и я в твоем дурацком клубе, — сказал он, и в смехе его звучала горечь. — Мы должны были предупредить его.
— Он уже был мертв.
— Ты так уверена?
— Невинный или виновный — его все равно казнили бы. Рав, смерть от пыли наступает мгновенно. Он даже не понял, что умирает.
— Если бы я сдался полиции, он был бы сейчас жив.
— Он был бы сейчас в соседней с тобой камере на допросе и размышлял бы о том, скоро ли они привяжут к его ногам камень и поволокут к морю.
Он вырвал у нее свою руку и больше не открывал рта, пока они не оказались в электричке, идущей в сторону Риальто. На юге поднималась Крабовая Звезда. Рав сцепил руки, глаза его были красными и опухшими.
«Я не смогу жить, если он возненавидит меня, — подумала Рутлесс, — если не…»
— Рав, — сказала она, — ты говорил, что мы не вернемся назад.
— Я не вернусь, — ответил он без выражения. — Если я не поеду, мама тоже останется. Но не слушай меня, что я могу знать?
Электричка остановилась, автоматические двери открылись, и Рутлесс почувствовала запах тумана, вдохнула успокаивающий ветерок с моря.
— Твои товарищи по играм думают так же?
— Мои друзья?
Она постаралась сохранить спокойствие. Люди ее поколения никогда не пользовались этим словом, если оно не означало Врага.
— Да, — ответил он, выходя на платформу следом за ней. — Большинство из нас думают, что останутся.
— Потому что все вы выросли здесь.
— Кабува для нас — дом, Рут. — Он сплел пальцы, подражая жесту кальмаров, означавшему безопасность, спокойствие, убежище. — Тебе известно, каково это — потерять дом.
Он был для нее всем.
Так. Новая игра, новые правила. Рутлесс выбросила из головы свою давно лелеемую мечту о возвращении домой, отрезала ее, как гангренозную конечность, стараясь не обращать внимания на боль и чувство потери.
Надо подумать о насущных делах, напомнила она себе.
— Рав, кто знает о том, что ты снимал документальные фильмы?
— Мама. Ты. Несколько друзей, — монотонно ответил он.
— Что за друзья?
— Джеккерс, Кларк и Мэрион. А что?
Прежде чем ответить, она снова проверила, не подслушивают ли их.
— У места преступления остался лимузин, а это значит, что полиция, возможно, свяжет пылевые гранаты с исчезновениями проституток. Они идентифицируют пропавшего кальмара и проверят всех, кто был с ним связан, шофера и проституток.
— Если копы узнают, что я снимал торговлю ощущениями, они захотят поговорить со мной, — сказал он.
— Точно. Я подготовлю тебя к допросу, просто на всякий случай. Возможно, тебе стоит сказать, что ты снял пару эпизодов в качестве основы для большого проекта.
— Какого еще большого проекта? — Он сжал губы.
— Это ты мне расскажешь. Рав подавил зевок.
— За мной не придут. Никто не знает, что именно я снимал.
— Ты никому не рассказывал?
— Я считал, что это… плохая примета. Глупо, правда? Рутлесс протянула руку, желая утешить его» но Рав отступил,
на его бледном лице отразилась борьба гнева и страдания. Она не настаивала, а просто сказала;
— Твой отец любил писать пейзажи. Но никому не позволял смотреть на неоконченные картины. Плохая примета, говорил он.
Он удивленно моргнул, и она испугалась, что сказала что-то не то. Но наконец Рав ответил:
— Предполагаю, ты потребуешь от меня бросить это занятие?
— Тебе придется прекратить снимать торговлю телом — да. Но если ты выбросишь оборудование и перестанешь снимать фильмы… это большая перемена в привычках, из тех, которые отслеживают копы. Особенно копы-кальмары — они очень скрупулезны.
— И что мне теперь делать? — Гнев победил.
— Ну, люди знают, что ты снимаешь видео, так что тебе придется срочно заняться чем-то другим. Всем известно, что это была часть какого-то проекта. Но тебе нужна другая тема.
— У меня нет вдохновения.
«Он собирается мучить себя из-за шофера, — подумала Рутлесс, — за ним нужно хорошенько присматривать. И любопытство Элвы тоже следует принять во внимание. Придется не спускать с них глаз».
— А о чем еще не принято говорить в Земном Городе? — спросила она.
Он тупо взглянул на нее.
— Ты делал это, чтобы люди заговорили, так? Сорвать коросту, залечить раны, что-то вроде этого?
— Не надо представлять все таким наивным.
— Послушай, ты говорил, что все замалчивают существование проституции. А к чему еще, как ты думаешь, следует привлечь внимание?
— Есть еще война, — буркнул Рав. — Что значит проиграть ее. Что значит оставить свой дом.
Проиграть. Рутлесс кивнула, обдумывая это.
— Многие мои товарищи по играм, те, кто выжил во время Отступления и пережил его, они здесь.
— Они не станут говорить со мной. Ты же видела этого парня, Копа. Он считает меня тупицей.
— Ну что ж, я хорошо умею переубеждать людей. Он прищурился на нее в свете восходящего солнца:
— И ты это сделаешь?
«Я сделаю для тебя все, дитя мое, — произнесла она про себя, — но непредусмотрительно давать тебе это понять, верно?» И она сказала лишь:
— Как ты сказал, теперь ты в нашем клубе. Люди это почувствуют; перед тобой откроются двери. И я помогу тебе.
— Хорошо. — Рав улыбнулся слабой, усталой улыбкой точь-в-точь как его отец, подумала Рутлесс. Затем он остановился. Они дошли до заднего хода кинотеатра Элвы. — Это было бы… я мог бы этим заняться.
— Тогда договорились — я позвоню тебе завтра, — сказала Рутлесс. — Поспи немного, ладно?
— Спасибо, тетя. — Наклонив голову, словно маленький мальчик, Рав на цыпочках вошел в темный театр и исчез.
— Последний оставшийся в живых выигрывает, — пробормотала Рутлесс, повернувшись на восток.
