id="id11">
Получив новую тетрадь жизни, многие выбрасывают старый, зачастую забывая сменить ручку и почерк. Я не из таких. Ошибки, совершенные ранее, я не вычеркиваю, а подчеркиваю. Ведь, изменив подход, найти положительный ответ легче, особенно, когда под рукой уже есть негативный.
В прошлый раз я не удосужился похоронить парня, который умер по моей вине. А сегодня я не собираюсь оставлять мертвых Джанов гнить на улице. Возможно, их нельзя сравнивать с настоящими людьми, как и меня, но мне трудно быть равнодушным. Аскук не горел желанием помогать нам, и все же, прислушавшись к Финну, подал руку помощи, чтобы покончить с этим, как можно быстрее, и двигаться вперед, ведь границы опять поджимали. По нашим расчетам, площадь всей территории составляет не больше ста квадратных километров, где кроме меченых не видно никого. Скорее всего, остальные Джаны мертвы. Если они и живи, то их единицы. Зен, четко следуя своим планам, успешно истребил большую часть конкурентов. Остается гадать, что он приготовил для меченых. К слову, я тоже нанес себе метку. На имеющемся шраме в области щеки сделал три перпендикулярных шраму пореза. Теперь меня невозможно с кем-то спутать, даже если не буду в своем, привычном для Финна и Аскука, синем худи. Целых две недели меня мучили боли, пока раны не затянулись полностью. Несмотря на это, оно того стоило.
Снова, мечась по углам, как крысы на общажной кухне, мы подыскивали себе новое укромное убежище, так как старое уже поглотили границы. Было неимоверно сложно двигаться быстро. Каждые пять минут приходилось останавливаться и прятаться от меченых. Путь наш лежал к самому большому, оставшемуся объекту в городе: к футбольному стадиону. Выбор пал на него из-за склонности меченых вылизывать дома до блеска. В поисках выживших, они проверяли все дома и квартиры, поэтому оставаться в них не имело смысла. Стадион был не нового поколения. Он состоял всего-навсего из поля и небольших трибун. Именно под этими трибунами мы хотели разместиться. Благо погода позволяла спать на улице. Солнце парило над горизонтом уже который день. Удивительная штука — подсознание. Тут даже в Техасе могут быть белые ночи.
Добравшись кое-как до стадиона, мы пулей проскочили под трибуны. Там царила тьма, но формы предметов выделялись. Свет проникал сквозь трещины в древесине, освещая некоторые части подтрибунного участка. В общем, самое необходимое мы видели.
Безопасность согрело нам душу, однако горечь утраты припасов она не прогнала. Меченые тогда забрали все боеприпасы. Надежда остается на пачку девятимиллиметровых в моем кармане. В пачке всего двадцать патронов, вкупе с полупустыми магазинами выходит около сорока штук на всех. Маловато, учитывая, что противников чуть больше двухсот.
Пару недель мы прятались там, время от времени выходя за едой и водой. Но недавно территория сузилось до такой степени, что в ней остался только стадион, после чего она больше не меняла своих размеров и перестала двигаться, видимо, достигнув предела. Даже громкий разговор мог выдать наше местоположение, поскольку все двести с лишним меченых находились на стадионе, в ожидании начала турнира. Через щели в досках я заметил нечто странное. Ни один из них не имел при себе огнестрельного оружия. Позднее выяснилось, что таковы правила турнира.
— Мы собрались здесь, чтобы подвести итоги. — объявил Зен. — На этих трибунах сидят те, кто сделал верный выбор, те, кто сумел выжить в непростых условиях. Кроме нас, никого не осталось. Все другие Джаны мертвы, стадион чист. Знаю, некоторые из вас думают, что могут спрятаться и подождать пока все не поубивают друг друга на турнире. Но я уверяю вас, что никто из участников не сможет скрыться. В этой коробке наши цифры. Если Джан, чью цифру вытащили, не объявится, то турнир приостановят, пока его не найдут и не убьют.
Несколько минут он втирал про честность. Что его номер тоже в коробке, и он никого не обманет. Затем, чтобы доказать свои слова, устроил перекличку, используя листочки с номерами из коробки, а в конце показательно швырнул свой номер обратно внутрь.
— Правила просты. — продолжил он. — Я вытягиваю два листочка и двое, чьи номера я достал, схлестнутся в бою используя стандартные охотничьи ножи. Бой длится до тех пор, пока кто-то из бойцов не умрет. Листок проигравшего выбрасывается, а победившего возвращается обратно в ящик. Далее процедура повторяется по новой, пока на этом поле в живых не останется всего один. В роле судьи буду выступать я. Меня заменят, когда настанет моя очередь биться. Правил, как-либо ограничивающих вас при атаке или обороне, нет. Все огнестрелы намеренно и безвозвратно брошены за границу, во избежание соблазна прикончить всех разом. Есть вопросы? Нет? Тогда объявляю турнир открытым!
Забавно было наблюдать, как пару сотен единомышленников в миг стали заклятыми врагами. Те, кто столько месяцев сражались бок о бок, теперь готовились раскроить друг другу черепа.
— Хоть убейте, но я не вижу никакой разницы между нашим подсознанием и реальностью, — сказал Финн шепотом.
— Ты про что? — спросил я.
— Повсюду одно и то же: кровь. За свое существование люди пустили столько крови, что можно несколько раз затопить все семь континентов. Что-то явно не в порядке с этим миром.
— Конкуренция — залог процветания, — вмешался Аскук.
— Брехня собачья! Страны процветают, когда торгуются, делятся идеями, новыми технологиями. А твоя конкуренция… нет, не конкуренция. Давай называть вещи своими именами. Война! Она способна швырнуть нас на несколько столетий назад, где деньги проверяли на подлинность не по водяным знакам, а по прочности и звонкости.
— Война была и будет. Ничего не поделаешь. Мы тоже стоим на пороге войны и вынуждены вступить в нее. Ситуация безвыходная.
— Аскук, не бывает безвыходных ситуаций. Бывают ситуации, выход из которых нас не устраивает.
— Не понимаю. Что конкретно тебя тревожит?
— Я просто разочарован. Хотелось бы увидеть подсознание в иной форме. Жаль, что она переняла у мира только плохое. Порой мне кажется, будто я не у себя в голове, а в аду.
— Существует интересная теория. — добавил я. — Она гласит, что ад — самый плохой день в нашей жизни, который мы будем проживать вновь и вновь, бесконечное количество раз. А рай — самый хороший день с теми же условиями, только мы не заметим повторения дней.
— Но нас зашвырнуло в подсознание, — сказал Аскук, — Похуже, чем повторяющийся плохой день.
— Ты мыслишь не широко, друг мой. Обычно самый плохой день — день смерти. И в его повторении нет ничего веселого. В отличии от рая, в аду ты
