к выходу с кладбища. Убедился, что она в порядке, и только тогда выглянул за конек.
«Это прямо как в твоих кинофильмах…» — восторженно выдохнул Муха.
На практически выжженной площадке, в грязи растаявшего снега стоял Филипп Ф. Филлипов — один, без партнеров. Этакий сильно драный Ван Хельсинг — помятая шляпа дымилась, от плаща остались только плечи, зато видна была кожаная жилетка с метательными ножами и серебряной цепочкой от часов. Бакенбарды чуть ли не дыбом стояли.
В руках он держал странного вида жезл — смесь олимпийского факела и трезубца. Вокруг центрального зуба горел огонек, а соседние искрились, будто они под напряжением. И этим жезлом он отбивался от двух зеленых чертей. Палил молнией и огненными плюшками, стараясь не подпускать к себе. И лупил другим концом, моментально (как телескоп) превращавшимся в острое копье, если кто-то прорывался ближе.
Несколько прожженных насквозь или разбитых на осколки чертей уже валялось у него под ногами. Мешали двигаться, замедляли, и он пропускал удары.
«Признаюсь, он оказывается не так уж и плох…» — констатировал Ларс: «Столько гонора было на балу, а мужик-то крепкий…»
«Согласен…» — я мысленно ответил, любуясь на работу мастера.
Он будто бы даже выше ростом стал. Сам крутился, как черт, выдавая лихие пируэты своим трезубцем. Жезл уже не схлопывался, постоянно находясь в разложенном состоянии.
На этот бой можно было смотреть вечно. Сразу два в одном — и огонь, и чужая работа. Вот только Филлипов уставал — движения становились чуть медленней, огонек начал мерцать, а молнии срывались с небольшой задержкой.
Я уже собрался броситься на помощь, но охотник всех удивил. И меня и чертей. Пропустил прыгающую тварь мимо себя, пустив ей в спину тройной удар — две молнии, закрученные вокруг огненной стрелы. А потом резко развернулся и сбил второго черта в полете, сломав ему копыто. Догнал, нависнув над корчащимся телом, и двумя руками поднял трезубец вверх.
Завис в таком положении на мгновенье — то ли чтобы я успел прочувствовать всю эпичность момента, то ли накапливая силы. А потом резким взмахом с криком на выдохе воткнул острый конец трезубца в землю, раскалывая чертов череп и загоняя копье глубоко в землю.
Что-то треснуло. Где-то там глубоко под нами что-то пошло не так. Вздрогнула и задрожала земля, перекатываясь на склеп. Черепица мелко задрожала, отдавшись по всему телу дребезжащим массажем.
Филлипов стал крутить головой, пытаясь понять, что происходит и продолжал тянуть свой трезубец из земли. И в момент, когда кончик копья выскочил, под ногами у него появилась трещина. Стала разрастаться вширь и бежать в сторону склепа. В мою, блин, сторону!
Гул, шедший из-под земли, нарастал. Филлипова шатало, он пытался отскочить, выйти за пределы развертывающейся ямы, но споткнулся и провалился вниз. Через мгновение выпрыгнул как ужаленный, ухватился за край обеими руками и попытался выползти. Закричал, извиваясь, а потом со свистом улетел обратно, будто его кто-то сдернул. Только шляпа в воздухе мелькнула.
Трещина становилась все больше, неслась к склепу, огибая его с двух сторон. Что-то трескалось, ломалось и хрустело, крыша заходила ходуном, сбивая все мои попытки встать и бежать.
И когда у меня это, наконец, получилось, черепица ушла из-под ног. Склеп схлопнулся, а крыша рухнула, утаскивая меня за собой.
«Поднимите ему веки…» — в голове прогудел голос Ларса: «А то что-то маловато кадров перед глазами пролетело…»
«Это потому что я вовремя ему травку одну в кровь пустила…» — отозвалась Харми: «А здоровяк подводный защиту поставил…»
«А точно помогло? Какой-то он дохлый…»
«Сейчас подействует, не гони…»
— Где я? — в голове шум, глаза жгутся от пыли и каменной крошки, спину скрючило, что-то острое давит.
«Не в царстве Аида, это точно…» — ответила египтянка: «…потерпи, подействует щас…»
Это ее ласковое «щас» резко стрельнуло в спину, будто адреналин влили прямо в костный мозг. Вштырило по классике из «Майора Пейна»: хочешь забыть о своей боли? Почувствуй другую! Впрыск адреналина колоколом забил в голове, я зарычал, скрипя зубами, и вскочил на ноги.
Ночное звездное небо стало выше метров на пятнадцать. Неровные стены, обломанные корни и слипшиеся куски расколотой брусчатки по кругу. Стены каменные, частично засыпаны землей, в некоторых местах видна, затянутая паутиной, лепнина. Бантики, кружочки и прочие загогулины на рифленых колоннах. А между ними завалившиеся к стене ржавые доспехи в полный рост. Под ногами груда каменного мусора, стены, куски статуй, битая черепица и несколько мраморных гробов с проломленными крышками.
«Тьфу! Хорошо хоть не пещера, просто яма какая-то…» — облегченно вздохнул Ларс.
Согласен, яма — метров тридцать в диаметре, может, и больше, свет не повсюду проникает. Вероятно, подвал того склепа, где в охране стояли античные черти.
«Интересно, кого черти охраняли?» — озвучил мои мысли Муха.
Я огляделся по сторонам, всматриваясь в тьму. В дальней части, куда должен был свалиться Филлипов, что-то отсвечивало бледным светом. Оттуда же доносились стоны и хриплое скрипучее дыхание. Кто-то кряхтел и пытался что-то сдвинуть.
Я подобрал осиновый кол, путешествующий со мной, как приклеенный. Но решил им одним не ограничиваться, и достал «задиру». Поменял очередность патронов — первым поставил трех «светлячков», потом два зажигательный и напоследок добавил чистое серебро.
«Ну, окей, покажите мне, кто тут босс этой качалки…» — подбодрил себя, скрестил руки, выставив вперед кол и револьвер, как копы с фонарями делают, и пошел вперед.
Тихо идти не получилось. Сначала хрустнула черепица, потом кирпичик скатился с кучи, увлекая за собой старших товарищей. Потом хрустнул уже я, неудачно поставив ногу. Провалился и по щиколотку застрял в перекошенной оконной раме.
Впереди что-то дернулось, так резко, что даже ветерок пролетел, сдобренный запахом свежей крови, и зажглось два красных огонька. Близко зажглись. И к земле близко и между собой, примерно, как глаза у человека. Послышалось недовольное рычание, опять резкое движение с красным шлейфом, будто неведомое, пока, существо отвернулось от меня. Рычание сменилось на чавканье. Жадное, ускоренное чавканье с причмокиванием.
Я выстрелил. И промазал.
Слепящий росчерк, как сигнальная ракета, промчался по яме. У дальней стены я увидел Филлипова — он валялся без сознания рядом с еще одним саркофагом (пока с целой крышкой в форме смиренно лежащего рыцаря). А над ним, стоя на коленях, нависала небольшая черная сущность и, судя по сосущим звукам, пила его кровь.
Человекоподобная мелкая тварь, сморщенное старческое лицо, острые кривые зубы и налитые кровью глаза. Тварь зарычала и, не обращая на меня внимания, ускорилась, будто сейчас у нее отберут вкусную косточку, аж уши ходуном заходили, и плечи начали вздрагивать.
Первый «светлячок» пролетел выше головы, влепился в стену и, шипя искрами, прогорал. Я еще раз выстрелил, разгоняя подступающую тьму. Целился чуть ниже, между ушей, аккурат в копну слипшихся грязных волос. Но так, чтобы ненароком не задеть охотника (жив еще, обескровлен, в отключке, но есть шанс его спасти).
Я не понял, как, но пуля прошла мимо. Тварь на какой-то запредельной скорости сменила позу. Мелькнула в яркой вспышке, как пьяный гопник в лучах стробоскопа на дискотеке, и оказалась в метре от меня. Оскалила зубы и снова исчезла во вспышке выстрела.
Я только почувствовал — сквознячок могильного холода за спиной, а Муха уже среагировал. Подбил руку и задал ей направление так, что появившаяся из ниоткуда тварь лбом налетела на осиновый черенок. Новый выстрел заглушил треск дерева и обиженный вопль твари, прежде чем она опять исчезла.
Зажигательный пошел — пофиг, зато теперь свет будет, пока пуля прогорит в стене, и фобоса я зацепил, подпалил где-то в районе ребер.
— Кто-нибудь ее видит? — я дернул своих фобосов, озираясь по сторонам.
«Ныкается где-то…» — ответил Муха: «Но, не ушла…»
— Прикрывайте, — я высвободил застрявшую ногу и, хромая, поскакал к Филлипову, — Харми, у тебя есть что от бессознанки и кровопотери?
«У меня, конечно, здесь не аптека…» — задумалась египтянка: « …покажи мне его, что-нибудь подберем…»
Филлипов выглядел плохо. Кожа серого цвета, бакенбарды превратились в грязную мочалку, вокруг закрытых глаз черные круги. Еще больше черноты на левой руке — рукав
