детины, как наш Стеча.
Оставалась запертая дверь. Я мысленно считал, сколько времени уже прошло. Не хватало только чтобы здоровяк сейчас рухнул без сознания на глазах у нервных стражников и озлобленной толпой.
Стал перебирать варианты, как всех отвлечь, но капитан все сделал сам. Повернул голову, будто слушает чей-то шепот, кивнул и пошел внутрь. Открыл дверь и сделала шаг вперед, но потом замер и развернулся, чтобы повторить людям, чтобы они расходились. Завязалась новая волна криков и упреков, толпа опасно колыхнулась вперед так, что стражникам пришлось вскинуть ружья и уплотниться. Капитан прищурился, махнул рукой и вернулся к толпе, чтобы ее успокоить.
Я отошел к окну, которое лишь частично проглядывалось за деревьями и бюстом, вероятно, очень известного патологоанатома и стал ждать. Через минуту послышался звук открываемой щеколды и скрип движения рамы. И вместо каната высунулась крепкая рука Стечи. Еще мгновение и я уже был внутри.
— Это что за магия такая? — я шепотом спросил Стечу, допивавшего пузырек восстановления. — Как ты капитана заставил дверь открыть?
— Повезло просто, телефонь в коридоре затрезвонила, — пожал плечами здоровяк. — Пошли скорее, вдруг перезванивать будут.
Телефон действительно зазвонил еще раз. Пришлось прятаться в темном углу за кадкой с раскидистым фикусом, мимо пробежал местный работник — довольно плотный мужчина в белом перепачканном пятнами халате. Не кровь, а скорее сало — шлейф из запаха копченостей еще долго стоял в коридоре. Митинг — митингом, а обед по расписанию.
Мужик схватил трубку, вытянулся по стойке смирно, попытался дожевать и проглотить, то что не успел съесть, и стал кивать. До нас донеслись только его ответы: понял, передам, подкрепление в пути.
Предупреждать капитана он не стал, выглянул в окно, деловито покачал головой и пошел обратно. Мы за ним. Коридор, лестница в подвал, еще коридор и двустворчатые двери без замков, которые можно просто распахнуть, когда везешь тележку с покойником, а руки заняты. Дальше большой зал с пониженной температурой, стена с крышками холодильных камер, еще стена со стульями для зрителей-студентов, а в центре несколько «операционных» столов в два ряда. Над каждым отдельные лампы, а рядом столики с инструментами.
На пяти лежали тела, прикрытые простынями. Свет горел только над одним столом, где лежало раскуроченное тело взрослого мужчины. Грудина была раскрыта и перекручена какими-то прищепками и металлическими винтами-бабочками. Причину смерти можно было определить даже без диплома: тут и черепно-мозговая, и несколько колотых в области шеи и следы от вил на ребрах. При всем при этом труп выглядел ухоженно — чистые волосы на целой части головы, безупречный маникюр на, свисающей вдоль стола, руке.
«Санитар» прошел в дальнюю часть комнаты, свернул к рабочему столу (обычному письменному) и начал шуршать чем-то бумажным. Мы проскочили за ним и спрятались под простыней, свисающей с ближайшего пустого стола.
— Его не вскрывают, а наоборот штопают. Прихорашивают типа, — прошептал Стеча. — Как раз обсуждали это дело, когда я награду получал. Это сынок одного богатея, девчонок фабричных похищал и до смерти насильничал. Так работяги его сами вычислили, на вилы подняли, а потом прессом раздавили.
— Я не чувствую в нем сейчас энергии, даже остаточной, — я прикрыл глаза, фокусируясь на ощущениях. — А девчонки сами тоже тут?
— Скорее всего, они его вместе со схроном нашли, где он жертв прятал. Это плохо?
— Может, и пронесет, — я задумался, — если свежей крови не будет. Нам-то всего лишь спросить.
— Прям просто спросим?
— Почти, — я улыбнулся. — План есть, подсоби, чутка.
Санитар или, по сути, человеческий чучельник закончил со своей трапезой. Громко рыгнул и зашуршал промасленной бумагой, собирая мусор. Напевая под нос что-то из шансона, подошел к столу с покойником, вытер жирные руки о халат и взял какой-то странный инструмент, похожий на шпатель.
Прицелился, как художник перед мазком, замер и икнул, начиная бледнеть.
Труп на соседнем столе зашевелился. Простыня вздрогнула и начала дыбиться, будто покойник пытается поднять руку. Потом вторую, а потом и вовсе сесть.
Ловкость навыков Ларса, воспоминания из детского мультика, как Карлсон гонял по крыше бандитов и вуаля — локальное восстание мертвецов. Мужик со звоном выронил шпатель, побледнел, сливаясь цветом со своим халатом, даже пятна похожие выступили, и сделал шаг назад. Уперся в невидимого Стечу и тихонечько взвизгнул.
— Ууууу, — вполне натурально прогудел Стеча, — Я Ленька Воробей, где мое теееелоооо?
Санитар осел на пол и стал мычать что-то нечленораздельное. Пришлось снизить интенсивность трепыхания простыни, и повторить вопрос. А потом еще раз и еще, чередуя угрозы с обещанием награды.
— Так, так, тт-так… — заикаясь начал санитар, и его, как будто, прорвало, — так, третьего дня, как продал доктору Шлякову в анатомический театр. Не убивайте только, я верну деньги. Все верну. Я не виноват, у него все равно головы не было. Никто бы за ним не пришел, а студентам практика нужна.
— А голооовааа гдеее? — прогудел Стеча и чуть было не переборщил, потому что санитар начал закатывать глаза, теряя сознание.
— Ппп-ривезли таким, его же расплющило в ловушке у ювелира…
У Стечи закончилось действие невидимости, и под ярким медицинским фонарем он будто бы вывалился из пустоты, всей своей тушей заслонив свет.
Санитар дернулся как припадочный, подскочил и не разбирая дороги бросился бежать. Наступил на шпатель, нога проскользила и с хрустом подвернулась. Мужика неуклюже занесло, и он со всей дури влетел головой о край соседнего стола. Что-то опять хрустнуло, санитар с разбитым носом рухнул на пол, а на ослепительно-белой простыне осталось свежее пятно крови.
Алое пятно начало растекаться, впитываясь в ткань, а потом нарушая все известные мне законы физики, побежало вверх. То тускнея, то проявляясь причудливыми узорами, как пятна на маске Роршаха из комиксов про хранителей. Достигнув наивысшей точки, на уровне груди лежавшего под простыней трупа, пятно остановилось и полностью впиталось внутрь. Но теперь простыня начала подниматься вверх.
— Упс, нехорошо вышло, — Стеча, стоя с другой стороны стола, не видел пятна крови, а только осевшего на пол санитара. — Матвей, отключай уже простынку, больше мы не узнаем ничего.
— Стеча, беги! Это уже не я!
Дважды повторять не пришлось. И не заметить, что проделки совсем не мои, было невозможно. Окровавленная простыня взвилась под потолок, скрутилась, будто ее выжимают невидимые ручища, и начала бешено вертеться, разбрызгивая вокруг красные капли.
— Это же нос, здесь артерии нет! — Завопил Стеча и, подхватив санитара, зажал ему кровоточащий перекошенный нос. — Какого хрена так хлещет?
— Вали уже отсюда, — я попятился, подталкивая и прикрывая здоровяка.
— Держись, помощь приведу, — крикнул Стеча и потопал к выходу, откуда донеслось уже менее уверенное. — Или хотя бы Банши…
Вся кровь, которая натекла на пол, отдельными каплями поднялась в воздух. Капельки делились пополам, а потом распадались на еще меньшие частицы. Начался хоровод красных точек над столами, повеяло холодом — что-то невидимое забарабанило резкими хлопками, открывающихся холодильных камер. А потом все замерло — капельки, простыня, сквозняк. Будто время остановилось и чего-то ждет.
Не долго, только я сделал еще один шаг назад, капли ливнем рухнули на оставшиеся простыни на столах. И уже через мгновение в воздухе под потолком кружило пять белых полотен. Ткань выдавливались вперед, создавая очертания женских тел.
Грудь, тонкие плечи, узкие бедра, аккуратные формы лица — слепок, только наоборот. Края простыней все еще трепетали, но в центре уже четко можно было разглядеть и даже отличить молодые девичьи лица. Сквозь белую ткань проступила кровь — у ближайшей девушки, тонкая струйка потекла из-под сердца, у соседней кровь залила глаза, у следующей в красный цвет окрасилась шея.
Агрессии они пока не проявляли — только с легким шорохом, похожим на стон, шелестела ткань на сквозняке. Простыни слетелись к раскуроченному трупу маньяка, но вместо того чтобы наброситься на него, начать рвать, метать или мстить каким-то иным способом, они стопкой (одна за другой) накрыли тело.
— Это они зачем? Как-то не сильно они его ненавидят?
«Обычное явление…» — Ларс включил профессора: «Порабощенные
