— Зато, можно подумать, я в экстазе! — всплеснул руками Знаток. — Иду, понимаешь, и всегда мне хочется, чтобы кто-нибудь с неба шваркнулся. Звезданулся, но непременно не до смерти, у меня ведь хребет постоянно чешется — ах! — как это, никого на него не взгромоздил, не пронёс верст эдак с десяток… Иначе день будет истрачен бездарно и бессмысленно. Хобби у меня такое, я ведь тебе все уши про это прожужжал, а, радость моя? Я, конечно, понимаю, что у меня больше с Книжником диалог выстраивался, а с вами как-то не очень. Но ты же умная девочка, знаешь, что от меня за все семнадцать лет, что вы тут обретаетесь, никаких хлопот не было. Или я не с тобой десять лет назад от вихревских полночи бок о бок отстреливался? Или у меня провалы в памяти на старости лет образовались?
— Да нет никаких провалов, — примирительно призналась Лихо. — Но витает что-то такое в воздухе, морально придавливать начинает. Не нравится мне это. Да ещё «пешеходы», которых с одного правильного выстрела в горизонтальное положение без последующих плясок не перевести. Шипачи ещё эти… Ты, Герман, видел когда-нибудь, чтобы шипачи больше одного бегали? Я — нет.
— Аналогично, — вздохнул Знаток. — Шастает что-то эдакое, расплывчатое. Однако ж — без всякого ощущения, позитивом прозываемого. Есть соображения?
— А нет никаких соображений, — поджала губы Лихо. — Одни только хреновые предчувствия, причём стойкие до отвращения… Может, этот твой «выпаданец из неизвестности» ясность внесёт?
— Может, и внесёт…
ГЭВ приблизилась к посту, вопросительно глядя на собравшихся. Герман приветственно взмахнул рукой, увидев знакомые лица.
— Весёлое у вас сегодня дежурство, — начал главный. — То одн…
«Хамелеоны» в буквальном смысле слова взвыли радужным переливом, не побеспокоив только незнакомца, у которого «хамелеона» просто-напросто не было. Земля под ногами мелко завибрировала, словно что-то массивное прорывалось наружу, на свет.
— Берегись! — Герман сориентировался первым, отпрыгнув как можно дальше.
Все остальные кинулись врассыпную, подальше от новой опасности. Шатун замешкался, стаскивая незнакомца с мешков, и земля у него за спиной вздыбилась, крупные комья полетели в разные стороны, один вскользь задел спину.
С боков заорали что-то предостерегающее, тревожное. Шатун обернулся.
Перед ним извивался толстый торчащий из земли червь, где-то с метр в диаметре. В нос здоровяку шибануло сладковатым запахом фиолетовой слизи, покрывающей тварь сверху донизу. Пульсирующие уродливые вздутия, расположенные по всему туловищу самым причудливым образом, четыре пары внушительных продолговатых то ли клешней, то ли чего-то схожего и верхушка, покрытая небольшими, но очень твёрдыми даже на вид наростами, имеющими конусообразную форму, завершали картину.
Шатун, продолжая левой рукой тащить незнакомца, правой потянулся за тесаком, хотя против этого мегаопарыша лучше всего подошёл бы двуручный лазерный меч.
Тварь метнулась вперед так стремительно, внезапно, что если бы на месте Шатуна оказался кто-нибудь другой… Шатун ушёл с линии атаки, тесак рыскнул в воздухе, встретив — и проскочив препятствие. Клешня, отрубленная под самый «корень», упала на землю. Червь дёрнулся, отпрянул в сторону.
Шатун сдёрнул человека с мешков, убирая из зоны возможного поражения.
— Ноги! — раздался чей-то истошный вопль, и, отпустив незнакомца, верзила взмыл в воздух задним сальто, спасаясь от удара. Внизу клешня рассекла воздух, Шатун разминулся с ней на волосок, на мизер. Сбоку ударила автоматная очередь, тварь поймала всю скормленную ей обойму, но это не остановило её. Шатун остался невредим, и предназначенная ему пара клешней прошлась по руке лежащего на земле человека, распахивая её от предплечья до плеча. Незнакомец заорал, жутко, безостановочно.
В червя начали палить уже все, фиолетовые брызги летели вкривь и вкось свихнувшимся конфетти. Тварь дёргалась, как марионетка, управляемая обезумевшим кукловодом. Шатун, благоразумно упавший на землю, отползал из-под обстрела, волоча за собой пострадавшего, продолжающего орать, как заведённый.
Тишина наступила резко, словно на стрекочущий автоматными очередями мир набросили звуконепроницаемое покрывало, разом прервав какофонию. Незнакомец сбавил децибелы, подвывая сквозь зубы.
— Готов, — неожиданно пискляво сказал кто-то. Шатун, успевший отползти метра на четыре, оглянулся.
Тварь слабо шевелилась, успев наполовину забраться обратно в землю. Но в её шевелении уже не было той энергичности, нахрапистости: она делала это на исходе сил.
— Готов, — эхом повторил кто-то, кажись Герман. Шатун поднялся на ноги, отряхиваясь. Червь лежал безвольной фиолетовой кишкой, сладковатый запах усиливался.
Глава гэвэшников осторожно подошёл к червю и ткнул носком берца в один из наростов.
— Сдох.
— Что тут у вас?! — Вдалеке показался Андреич-Глыба. — Герман, ты, что ли, весь этот перепляс подогнал? Стрельбы на весь посёлок, я уже решил, что Калёный явился — мне счёт за битую в прошлом месяце личность выдвигать. Ебулдыцкий шапокляк, да что за день такой, ни минуты покоя…
Никогда не упускающий возможности ввязаться в дискуссию Знаток бросился к лежащему на земле, глухо стонущему незнакомцу. Осмотрел его руку. Поднял злое и напряжённое лицо на Лихо.
— Если хотите хоть что-нибудь вытрясти из него по поводу и без повода, начинайте прямо сейчас! Ему осталось не больше часа, потом будете через спиритическое блюдце хором канючить, неизвестно у кого — расскажи да расскажи. Чего встали? Бегом!
Андреич врубился в расклад с ходу, и через четверть минуты двое кряжистых гэвэшников уносили потенциального жмура в посёлок. Лихо и Книжник шагали рядом с Андреичем, внимающим чётким пояснениям Лихо, временами осаживая влезающего в доклад Книжника, с его сумбурными пояснениями.
Алмаз, Шатун и Герман остались втроём. Громила подошёл к лежащей на земле твари и задумчиво уставился на неё.
— Что это было? — Вопрос Алмаза был адресован Знатоку. — Я такого фаллоса с клешнями ещё никогда не видел, хотя вроде и не вчера родился. Просвети, ты вроде кумекаешь, что к чему…
— Это могильщик. — Герман почесал переносицу. — Кто-то называет «земляным крабом», но это уже лирика. Они в этих краях почти не водятся, чаще южнее. На кладбищах зачастую шалят, поэтому и могильщики. На живых нечасто нападают, но, уж если проголодается, может. А что он здесь забыл, именно в это время, знать бы… Такое ощущение, что шипачи, да и этот подземный фрукт, не просто так объявились напомнить о своём существовании.
