«Городецкий отдыхает», — весело подумал Алексей и положил ноги на журнальный столик, прямо на стеклянную столешницу. Была бы дома Ольга — фиг бы позволила. Механически подкидывая руны на ладони, он размышлял. Снова в голове проносились события прошедших дней, лица. Все вертелось, будто в котле у повара, заботливо перемешивающего варево событий и происшествий.
И как охотник, крадущийся к сторожкой дичи, шаг за шагом, мысль за мыслью, стараясь не вспугнуть и не издать лишнего шороха, он подбирался к ответам. Кто?
Зачем?
Почему?
Хлопнула входная дверь, и Алексей вздрогнул всем телом. В любимом кресле он расслабился, а теперь вспомнил об опасности.
Оттолкнулся ногами от пола и вместе с креслом развернулся к прихожей.
В дверях стояла Ольга и смотрела на него огромными серыми глазами.
— Милый, я дома! — куда-то в сторону спальни крикнула она. — Сейчас иду, мой родной. — Голос у неё был тёплый и ласковый.
— Что? — тупо спросил он. — Ты откуда тут? Откуда?
Ольга распахнула легкое осеннее пальто, нагнулась, чтобы расстегнуть сапоги. Красные, на высоченной шпильке — Алексей сам настоял, чтобы они их купили. Уж больно понравилось, как они сидят на её ножке.
Ольга тем временем расстегнула сапоги, отшвырнула их в угол, повесила пальто на вешалку и вошла в комнату. Прошла и села напротив.
Алексей вместе с креслом повернулся к ней. И впился глазами в любимую женщину, которой не должно было здесь быть. Она ведь погибла два дня назад! Хотя он и не видел тела, но такая уверенность не покидала его все эти дни.
Погибла. Нет её.
Тем более запись на видеоплёнке более чем наглядно демонстрировала то, как она перегнулась через парапет моста и упала в воду.
— Ты звала меня. Я пришел, — глупо обронил он. — Только я не пойму, как же? Ты ведь умерла? Утонула.
Говорил он спокойно и сухо. Как будто ронял камни себе под ноги. И оглядывал Ольгу. Не верил ей. Не верил этой квартире, не верил мебели… Самому себе, леший задери, не верил.
И тут до него дошло, что было не так, что не понравилось ему в вошедшей в комнату Ольге.
Следы!
На полу, там, где она прошла от двери к креслу, остались мокрые следы! Словно она только что вышла из душа и босыми ногами прошлепала к креслу, на ходу вытирая голову полотенцем.
«Умертвие» — стрельнуло в голове.
— Как это я утонула? Где? Что с тобой?
— Оля, не надо. Не горячись. Я не знаю, где мы сейчас и что с нами происходит. Не могу понять. Но у меня есть плёнка, видеоплёнка, на которой заснято то, как ты ухнула с моста в реку. Она в машине…
— Как это «ухнула с моста»? — подозрительно прищурилась Ольга. — С какого моста?
— С Арбатского. Ты сама сбросилась в воду.
— Что значит сама? Как это сама? Чёкнулся?! Самоубийство — грех! Мы не вправе распоряжаться тем, что нам не принадлежит! — истово заговорила она. — Как, сама! Грех великий, Лёшка!
— Оля, пойми, я не видел тела. Я не уверен…
— Тела не видел! А перед тобой что? Не тело??! — она в запале рванула блузку на груди. Ткань с треском разошлась, явив свету великолепную грудь, поддерживаемую чисто символическим бюстгальтером. Груди упруго качнулись. — Это что, не тело?! Алексей, как завороженный, уставился на полуобнаженную грудь жены. То, что он увидел, было абсолютно невероятным. То есть грудь была конечно красивой, но привычной. А вот отсутствие нательного крестика, с которым Ольга не расставалась даже в бане, креста, переходившего в её семье из поколения в поколение, от матери к дочери, — не было.
Обычно он свисал на цепочке с шеи Ольги и прятался в ложбинку на груди. Но сейчас ни цепочки, ни крестика не было. Живая Ольга ни за что бы не рассталась с семейной реликвией. Тем более, что была она истово верующей, что порой даже осложняло взаимопонимание между ней и Алексеем на ниве «семейного долга». Однако, несмотря на все заветы Белого Христа, как называл его Алексей, истинно христианского смирения в ней не было ни на грош. Характер у Ольги был достаточно стервозный и склочный. Хотя Алексей и пытался сглаживать конфликты, иногда у них разгорались нешуточные ссоры. Наиболее активной стороной в которых была Ольга. Скандалила. Потом плакала, потом мирилась.
Потом опять находился повод.
— Оля, а где твой крест? — спросил Алексей и сжал правую руку в кулак. Кедровые плашки сошлись со стуком. Про себя он начал читать заговор.
— Какой крест? — сделала большие глаза, будто не понимая о чем речь, Ольга.
— Твой нательный крест, — ладонь начало жечь будто горчичником. — Ты с ним не расставалась.
— Ах, этот крестик! — удачно изобразив забывчивую дуру, воскликнула Ольга. — Он стал мне мешать. Там, на полочке лежит, в ванной. — И неопределенно махнула рукой в сторону коридора. Правя рука уже собралась метнуть руну Силы, Алексей напружинился, готовый сорваться с места… — Понимаешь, Лёшка, тебя так долго не было… Очень долго. Мне пришлось пережить несколько… трудных месяцев.
— Не заговаривай мне зубы, Оля.
— Я не заговариваю, — Ольга бросила быстрый взгляд в прихожую. — Я… понимаешь… подожди минутку, ладно?
И, вскочив с кресла, быстро прошла через коридор в спальню. Алексей застыл соляным столбом прямо в кресле. Еле сдержал готовую сорваться с пальцев руну. Ну не мог он, не мог вести себя с этой взбалмошной красавицей как с врагом, которого следовало обездвижить и… по ситуации. Он поднялся, усилием воли гася рунические знаки, и осторожно последовал за Ольгой.
Из-за закрытой двери раздался детский плач.
Стараясь ступать как можно тише и не задеть мебель, которая все ещё меняла очертания, а порой и место в зыбком мареве, наполнявшем квартиру, подкрался к двери и приоткрыл её. Чуть-чуть. На сантиметр, чтобы взглянуть. Ольга стояла спиной к нему, склонившись над детской кроваткой с балдахином и противомоскитной сеткой.
— Сейчас, маленький мой, сейчас, — ворковала она.
В кроватке пищало и копошилось.
— Сейчас я тебя покормлю, маленький. Мамочка покормит своего принца. Да, — продолжала сюсюкать она. — Наш папочка вернулся, отвлек мамочку. Ох, этот папа…
— Какой на хрен, папа? — Алексей открыл дверь и шагнул в комнату.
— Его папа, — ответила Ольга не оборачиваясь. — Ты.
И, аккуратно достав младенца из кроватки, повернулась к Алексею.
«Так ангелов рисуют. Херувимчиков», — подумал Алексей.
Сравнение было более чем удачным. На руках у Ольги улыбался маленький ангелочек. Все как положено: курчавые светлые волосики, голубые, как небо, глаза, щечки с ямочками. Не хватало крылышек для полноты картины. Малыш был упитанный, ладненький.
