— То есть мы оставляем регион без прикрытия?
— Почему? А на что предназначена наша группировка в Персидском заливе? Система Aegis на ней плюс истребители с иракских аэродромов образуют завесу.
Адмирал Маллен мрачно размышлял.
— Президент никогда не пойдет на это…
— Почему бы не спросить его об этом?
Маллен скривился, как будто проглотил целиком лимон.
— Хорошо. Первый этап — бомбардировщики, группа планирования ВВС подкорректирует ваш план, возможно, обойдемся без того, чтобы устраивать репетицию третьей мировой. Что дальше?
— Дальше — одновременный удар «Томагавками» с бомбардировщиков «Б-52», взлетевших с Диего-Гарсия и с ракетных подводных лодок. Необходимо залегендировать наличие в районе одновременно двух авианосцев — один пойдет в порт приписки из Персидского залива, второй — пойдет ему на смену. Заранее снарядить все палубные группировки, они должны будут добить аэродромы, которые еще будут действовать, и зачистить небо. На все на это — день, максимум два. Все надо делать настолько быстро, чтобы никто не успел опомниться и предпринять контрмеры. Желательно залегендировать военные приготовления чем-то, что уже раскручено и не будет вызывать вопросов — например, подготовкой удара по Ирану. Это уже давно педалируемая журналистами тема, и, сосредотачиваясь, мы не вызовем излишних вопросов и догадок. Ну, а дальше — Пакистан забирает себе Индия. Или Китай, что вообще-то равнозначно, сэр. Возможно даже, что и Китай; Китай заинтересован в продвижении на запад не меньше, чем Индия — на север, а порт Карачи для Китая по стратегической важности не уступает всему его побережью, потому что дает прямой выход в Индийский океан и короткий путь через Афганистан — к Ирану, к его нефти и газу, а там и ко всему Персидскому заливу. Если даже Китай и Индия схватятся за остатки Пакистана — это опять-таки нас не будет касаться, пусть себе воюют. В этой ситуации, сэр, кто бы что ни предпринял — Соединенные Штаты Америки окажутся в выигрыше в любом случае.
Примерно через месяц план, доработанный специалистами USSTRATCOM, попал на стол к Президенту США Бараку Хусейну Обаме. Барак Обама, некогда уверенно жегший глаголом сердца людей, был уже не тем, каким прежде. Он пришел к власти, обещая закончить иракскую и афганскую компании, — и иракскую худо-бедно закончил, а афганская, похоже, только сейчас и начиналась. Он обещал побороть экономический кризис — и поборол его, вот только кризиса больше не было, но и роста тоже не было, экономические показатели были приемлемыми, а страна на деле все больше и больше погружалась в пучину депрессии. Лидер консервативного большинства Ньют Гингридж и безумная популистка Сара Бейли били по нему все более и более крупным калибром, и он уже тогда стал понимать, что на выборах двенадцатого его песенка окажется спетой. Барак Хусейн Обама всю жизнь руководствовался соображениями здравого смысла, он верил в здравый смысл, и у него не было никакой иной платформы и никакой идеологии, кроме идеологии здравого смысла. Только заняв пост главы государства и став самым могущественным человеком на планете, он понял, какое скудоумие и безумие царит везде, в том числе и в той стране, которой он управляет. Люди давно забыли соображения здравого смысла, и, апеллируя к здравому смыслу, ими невозможно было управлять. Взять ту же дикую историю с мечетью на месте разрушенного ВТЦ — только когда этой мечетью, историей с ее строительством, проехались по нему, как асфальтовым катком, он понял, что в этой стране говорится одно, а люди чувствуют и делают совершенно противоположное. Сара Бейли поняла это раньше него самого — и активно, бесстыдно пользовалась этим.
Государство Соединенные Штаты Америки, которое некогда бы светочем для всего остального человечества, стремительно разгоняясь, шло под откос. Рельсы пока еще были под колесными парами — но впереди уже виден был обрыв.
Получив готовый план агрессии против Пакистана, президент пришел в ужас. Он неоднократно просил генералов закончить эту войну на тех или иных условиях — сейчас же перед ним лежал план начала третьей мировой войны. Еще он понял, что генералитет начинает постепенно выходить из-под контроля — а ситуация в стране была уже нестабильной, это была не середина семидесятых с ее мирническими манифестациями. Слишком много проигравших, слишком много тех, кто хочет быстрых, простых и наглядных путей решения проблем. А простые решения сложных проблем — это одно из определений фашизма.
В течение следующего месяца Маллен, Петреус, МакКристал получили либо отставки, либо были переведены туда, где они не могли ни на что влиять. Собственной военной команды у президента не было, и он вынужден был назначить на освободившиеся посты тех, кого лично не знал.
В течение одиннадцатого-двенадцатого года ситуация в Афганистане и вообще во всем Центрально-Азиатском, Ближне-Восточном и Северо-Африканском регионах резко обострилась. Барак Хусейн Обама проиграл-таки свои вторые выборы, как и предсказывал, — и власть в Вашингтоне перешла к республиканцам. К худшим из них. У них были громкие слова — и больше ничего не было.
Потом, когда стало понятно, что дальше уже нельзя, когда появились уже внепартийные популисты и возникла угроза распада самой американской партийной системы, кто-то вспомнил про план.
В числе прочего, план доработали, введя в него новую цель — Исламскую Республику Иран. По данным АНБ, Иран уже обладал несколькими ядерными взрывными устройствами, нападать на него пока смысла не было — шиитский Иран был отличным противовесом агрессивному суннитскому блоку, включая бывший Ирак, ОАЭ, Саудовскую Аравию, и арабским неонацистам, тайно пестуемым Турцией. Никто в США не одобрил бы военную кампанию против Ирана в сложившейся ситуации, кроме разве что самых отмороженных неоконов. Но военная машина уже набрала ход — и потому АНБ, все больше заменявшее на посту главной разведывательной структуры США сильно разложившееся ЦРУ и Пентагон, затеяли кампанию против Ирана, но чужими руками. В рамках этой кампании они пригласили нескольких израильских генералов и разведчиков на неофициальный тет-а-тет. Просто собрались за двумя сдвинутыми вместе столиками в кафе «Граунд Зеро» во внутреннем радиусе Пентагона. И дали израильтянам понять, что США крайне заинтересовано в решении иранского вопроса и окажет существенную помощь всякому, кто сможет его решить.
11 апреля 2015 года
Узбекистан, Ташкент
Одиннадцатая мотострелковая бригада
Сержант Владимир Юрьев
То, что происходило сейчас в Средней Азии, было, в общем-то, ожидаемо и понятно — это не могло не происходить. Ведь такие организации, как Аль-Каида, Талибан и Хизб ут-Тахрир — они появляются не на пустом месте, и не потому, что собрались несколько десятков недобрых людей, желающих перед тем, как отправиться на тот свет, забрать с собой как можно больше других людей, отличающихся от них.
Эти организации возникают тогда, когда есть какая-то проблема, не находящая своего разрешения в существующей парадигме мира. Так, например, Талибан возник тогда, когда в Афганистане не было порядка и не было сил, способных его обеспечить, — любой, сколько угодно жестокий, но порядок. Аль-Каида возникла как инструмент борьбы за мировое господство, потому что Соединенные Штаты Америки и вообще Запад в целом все более и более не соответствовали занимаемому ими положению, а проверить, насколько они ему соответствуют, — было нельзя из-за наличия у них ядерного оружия. Хизб-ут-Тахрир возник и приобрел немалую популярность как реакция на то, что происходит в бывшем Советском Союзе — и не только в республиках, но и в самой России. Он возник как реакция на безнадежность, наглую, разнузданную коррупцию и отсутствие социальных лифтов, то есть отсутствие прежде всего для молодежи возможностей изменить свое незавидное положение. С тех пор как возник пресловутый кризис — а он был и есть свидетельством исчерпания возможностей старого экономического уклада и отсутствия более возможности жить в долг и за чужой счет, — популярность подобных организаций только росла, приток новых членов увеличивался после каждого ухудшения экономической ситуации. А она не могла не ухудшаться — вместо того чтобы строить или хотя бы проектировать какой-то новый экономический уклад — «лидеры» пытались оживить старый, вкачивая в него деньги и получая на выходе чудовищный уровень спекуляций и инфляцию. Ничто уже не стоило своей цены, и единственное, что пока не обесценилось, — человеческая жизнь.
Но у всех организаций, упомянутых выше, были две общие черты. Они всегда складывались в тех местах, где люди чувствовали несправедливость власти, и в тех местах, где было много молодежи. Второе даже важнее, чем первое. Много молодежи в одних местах и много стариков в других — вот хворост для страшного мирового пожара. Эта молодежь в старой экономической парадигме была никому не нужна, у нее не было никаких шансов изменить свое незавидное положение. Так получалось, что в странах — старых лидерах богатство (чаще всего фиктивное) распределялось не в соответствии с работой, а в соответствии с некими другими параметрами и установками, и сокращение населения там было в чем-то выгодным — большее благо делилось на меньшее количество людей. Более того — все больше и больше блага требовали себе старики, которых было все больше и больше но эти старики не способны были защитить свои права примитивной физической силой и, в общем-то, были никому не нужны, даже в своих странах. Даже в них появлялось все больше и больше разгневанных молодых людей, не желающих жить в мире стариков. А на Востоке, в мире обездоленных, слишком многие понимали, что единственный их шанс в жизни — не вписаться в существующий порядок вещей, а разрушить его и строить свой. Просто потому, что их больше, у них есть автоматы и желание убивать.
