— А что, если туда, в этот раструб, из «Раумшлага» зафигачить? — мечтательно предложил Тополь.
— Из «Раумшлага»? В раструб? А ведь это… Мысль! Минус на минус дает что? Плюс. А плюс в данном случае что? Антивзрыв антивзрыва, то есть ба-альшой взрыв! — загорелся идеей Борхес.
С минуту мы все трое молчали, размышляя, получится ли на самом деле уработать редкий аномальный колпачок в непростых условиях машинного зала. Но потом мы втроем кивнули друг другу с видом специалистов, дескать, ага, все получается, после чего я обернулся к Филиппову и сказал:
— Товарищ майор, благодаря Борхесу пенсия вам скорее всего обеспечена. Теперь мы знаем, как устроить ложный взрыв без угрозы для Второго энергоблока. Нам потребуется только робот-кентавр Авель и час времени.
— Но сразу же предупреждаю: это все — строго после завтрака! — категорично заявил Тополь. — Жрать хочу — умираю. Мне сегодня снилось, что я ограбил товарный вагон, груженный консервными банками с «Завтраком туриста».
Любознательно поводя двумя своими головами, Авель шел бодрой рысью в направлении Первого энергоблока.
Да-да, я не оговорился! Первого! Дело в том, что подходящий пролом в южной стене машзала находился ближе к Первому энергоблоку, нежели к какому-либо другому.
Робот-кентавр передвигался на удивление шустро, прокладывая маршрут самым оптимальным образом. Да оно и неудивительно, ведь новейший, прямо из секретной лаборатории датчик аномалий был врезан в центральную бронепластину на его груди.
Мы с Тополем уже более или менее приловчились ездить на этом исчадии мехоса. А потому в этот раз никто «из седла» не вывалился (а вот ночью я лично улетал головой в кусты дважды — уж очень крутые виражи наша лошадка закладывала).
Увы, возле машзала напротив Первого энергоблока нам пришлось спешиться. Нормальная дорога закончилась. Теперь нужно было двигаться вперед по узкому, похожему на кишку динозавра лазу, в который Авель никак не протискивался.
Я полез первым. Тополь — вторым. Авель же степенно пожелал нам счастливого пути своим забавным механическим голосом.
Вы, может быть, спросите, почему с нами не пошел единственный из группы, кто раньше бывал в машзале — Борхес?
Не стану наводить тень на плетень и честно отвечу. Несмотря на то, что выглядел Борхес более или менее, он был настолько обессилен общением с темными, что заснул прямо за завтраком. С надкушенным бутербродом в руке. Глаза закрыл и отрубился.
И чем только мы его не будили! Точь-в-точь как давеча было с Тополем, когда сумасшедшая тусовщица Атанайя перепоила его энергетиком. А что, может, среди темных «Монолита» тоже имеются любители смешивать жесткие психостимуляторы с лимонадом?
В общем, мы оставили Борхеса в лагере смотреть его изумрудно-зеленые, как джунгли, мутные, как Амазонка, и сложные, как сериал с матримониями, латиноамериканские сны.
Я искренне надеялся, что мы управимся и без Борхеса. Как говорится, что там трудного в этой рыбалке? Наливай да пей!
Хотя, конечно, надежды надеждами, а таскаться по ЧАЭС вдвоем занятие исключительно малоприятное.
Внутри машинного зала висела давящая атмосфера давно покинутого и людьми, и мутантами помещения. Графитово-серые стены. Черный, как земля, потолок. Под цвет жирного крематорского пепла…
Радиация была такой, что голубым черенковским свечением исходила черная вода в недрах мрачных провалов на месте срезанных мародерами еще в лихие девяностые агрегатов. Более того! Подобным голубым светом истекали и космы ржавых волос, чего я раньше никогда в Зоне не видел.
При одной только мысли, что вот сейчас нужно будет пройти по этому техногенному бурелому из двутавровых балок, расколотых постаментов турбин, ажурных лестниц и труб — сердце сжималось от тоски и ужаса.
«Сколько можно таскаться по этим помойкам, ёкарный папенгут?» — спросил я себя. И не знал, что ответить.
К счастью, «синий колпак» был отлично виден от самого входа в машзал. Что, конечно, не одного меня обнадеживало — увидев его характерный патефонный раструб, Тополь заулыбался во все зубы.
Я показал ему поднятый вверх указательный палец. Классно, мол. Зашибись!
Я ведь, как реалист, не исключал и самый тухлый вариант. Что вот мы, влекомые филантропическим порывом помочь майору Филиппову, сюда притащились, а здесь не то что «синего колпака» никакого не видно, но и сам машзал изнутри превратился в те самые неописуемые «there are more things», о которых так красиво говорил Борхес применительно к интерьерам Четвертого энергоблока.
Мало ли что тут случалось во время Выбросов! Да и вообще, это же чистейшей воды авантюра! Увидели в книге картинку — и потащились за этой картинкой к черту в пасть!
А если на картинке был изображен машзал позавчерашний? А если машзал трехлетней давности? То-то же!
— Ну и кто из нас совершит почетный выстрел? — поинтересовался Тополь; он всегда так деликатно подкатывал, когда намеревался сделать что-то первым. — Жребий будем тянуть? Или в камень-ножницы-бумага сыграем?
— Константин, — устало вздохнул я, — доверяю тебе быть пионером в этом новом для нас деле — антивзрывном провоцировании антивзрывов.
— Я? Ну и супер! Тогда побыстрее отдай мне свой «Раумшлаг»!
Тополь зарядил гранатомет одним из двух остававшихся у нас выстрелов, взвел оружие, прицелился. Помедлил чуть, по-охотничьи затаив дыхание. Как вдруг…
— Слушай, Комбат, а куда стрелять лучше, я все-таки не понимаю? Ну, чтобы с гарантией снаряд внутрь засосало? Прямо в дыру «колпака»? Или куда-то рядом?
— Не надо мудрствовать лукаво, как учил нас классик. Стреляй прямо в дыру, — благословил друга я.
И Костя выстрелил.
Насладиться произведенным эффектом ни он, ни я не успели. Потому что тотчас бросились из машзала вон — согласно достигнутой еще верхом на Авеле договоренности.
Последствия-то стрельбы глубоковакуумным боеприпасом в «синий колпак» были на самом деле совершенно непредсказуемыми. И никем до нас вообще-то неописанными.
Бьюсь об заклад, что все эти умники, которыми кишмя кишат научные базы Зоны и Призонья, не говоря уже о дешевых университетских кафешках, ни к одному «синему колпаку» не приближались и на сто метров. А уж чтобы стрелять в «колпак» из «Раумшлага» — так и вовсе не было такого и быть не могло.
Короче, мы с Костей опять находились на переднем крае науки. И по окончании нашего благородного предприятия запросто могли сдаваться да хоть бы и тому же некробиотику Трофиму, пусть напишет про наши адские отжиги очередную диссертацию.
Результаты нашей диверсии между тем были презанятнейшими.
