Бранка стояла у порога в свободной, легкой позе, опираясь поднятой рукой о косяк — совершенно такая же, какой Олег вытащил ее из жуткого подвала в памятную ночь — даже снова босиком, только веселая, еще более загорелая, чем в первую встречу. Она улыбалась Олегу — весело и чуть смущенно улыбалась обветренными губами, никогда не знавшими помады, и все же такими яркими…
— Бранка! — вырвалось у него радостно прежде, чем он успел себя проконтролировать.
— А кто ж, — весело подтвердила она, закусив уголок губы и с любопытством глядя на вытянувшегося перед ней рослого мальчишку с такими же, как у ее соплеменников, светло-русыми волосами и почему-то очень растерянным взглядом.
— А на рисунке ты не такая, как в жизни, — ляпнул Вольг. — Я еще тогда подумал.
— На каком рисунке? — не поняла девчонка, глядя на Олега смеющимися глазами.
— А… Гоймир с собой брал, — пояснил Олег. — Ну, когда мы на охоту плавали. Ходили, в смысле. — Олег подумал и уточнил: — На коче.
— Опять до любого места он тот листок с собой тащит! — фыркнула Бранка. — Я его, между делом, ищу — уговорились встретиться, ан нет его!
— Он не виноват, — поспешил Олег оправдать друга. — У нас тут были кое-какие проблемы… короче, он занят был. Мы были заняты.
— А этим часом он где? — с ядом спросила Бранка. — Обратно занят?
— Да. Нет. Вернее, у него дело. Но он скоро появится, это точно, — заверил Олег. — Короче, он в море вышел. Ненадолго.
Бранка помрачнела. Ее рука сползла по притолке.
— Как чуяла, — беспомощно сказала она. — Все сам. В каждое дело воткнется. Давно ли ушел?
— Давно, — кивнул Олег. — Ты садись… Там дождь, а в дождь данваны их не выследят, и думать нечего.
Бранка села, положила ногу на ногу. Олег примостился обратно на свое место.
— Отбыла наказание? — поинтересовался он, чтобы не молчать.
— Отбыла. — Бранка вдруг зевнула — очень изящно. — Овцы по сю пору перед глазами толпятся. В баню бы сейчас, да и спать подольше. А ты, одно, прижился?
— Вроде так, — солидно согласился Олег. И хотел добавить: «Я часто про тебя думал», — но смолчал, сказав вместо этого: — Так ты будешь ждать? Он, наверное, скоро уже вернется.
— Я тут посплю, — указала Бранка на одну из лавок. — По то время, как он сюда будет. Укрыться найди чем, а?
— Вот. — Олег через голову стащил надетую на его ковбойку местную куртку, — подойдет?
— Чего лучше, — уже сонно ответила Бранка. Она в самом деле очень устала — приняв решение никуда не ходить, начала засыпать сидя и с явным облегчением завалилась на лавку, подложив под голову ладони. Олег накинул ей на ноги куртку и не сразу распрямился, разглядывая профиль горянки — мягкий и совершенный одновременно. Понадобилось сделать физическое усилие над собой, чтобы выпрямиться.
Он отошел в другой конец комнаты. Факел светил неровно, тени прыгали по лицу мгновенно заснувшей Бранки, и Олег, решительно взявшись за рукоятку, отнес факел в коридор и воткнул в крепление у дверей. Постоял — и запретил себе возвращаться обратно в комнату…
…Снаружи по-прежнему лило, и он, решив не мокнуть, вернулся в башню. На нижних этажах шумели — похоже, там начали собираться ребята, и Олег спустился туда, попутно размышляя, до чего быстро он привык к оружию на поясе — словно никогда не ходил без него!
В уже хорошо знакомой комнате, где он вроде бы совсем недавно показывал свое умение обращаться с «сайгой», собралось человек тридцать. Все рассматривали прислоненную к стене большую картину, написанную на липовых досках, собранных в рамку из дубовой резьбы. Автор картины — парнишка одних лет с Олегом по имени Одрин — стоял возле своего творения с хорошо знакомым Олегу скромно-отсутствующим видом: именно так выглядел Вадим, когда Олег или еще кто-то рассматривал его картины. Олег присмотрелся… и невольно тихонько ахнул.
Откуда средневековый мальчишка — пусть даже и знающий, что такое огнестрельное оружие, печатные книги и школа! — мог взять образы, которые положил на дерево отнюдь не средневековой кистью?! Откуда это — тропический лесопарк под куполом, возле которого выстроились северные сосны, любопытно заглядывающие сквозь стекло; стрелы крытых переходов между свободно разбросанными среди скал и ручейков зданиями; легкие, красивые летающие машины над знакомым заливом?! Ему что — во сне все это приснилось? Но в каком сне он мог увидеть ажурную стройную башню, стоящую ногами опор на обоих берегах залива — и аппараты, похожие на дирижабли, причалившие к этой башне на разных уровнях?! Откуда взялись в его фантазиях эти странно одетые мальчишка и девчонка, которые, взявшись за руки, стоят на переднем плане феерии, навалившись грудью на легкое ограждение овальной площадки, венчающей хорошо знакомую скалу с водопадом?! По нижнему обрезу рамки шли буквы, и Олег неожиданно понял, что разбирает их…
«Моя Долина: ПОСЛЕ БЕДЫ», — вот что было написано там.
Почти с ужасом Олег взглянул на Одрина, уверенный что увидит Вадима. Но… нет, Одрин оставался Одрином — рослым парнем с камасом на широком поясе, с повязкой на светлых волосах. У Олега вырвалось — в полной тишине, все остальные рассматривали картину:
— Одрин, что это?!
Все обернулись на голос. А сам Одрин смущенно ответил:
— Во сне привиделось, Вольг… Похоже ли на те города, что в твоем мире?
Олег вспомнил рисунки из старых журналов «Техника — молодежи», которые отец выписывал чуть ли не с начала 70-х. Город походил на рисунки оттуда, а не на города, виденные Олегом на Земле. В нем не было ни суетливости мегаполисов, ни напыщенной погони за этими мегаполисами, характерной для областных центров, ни сонной тишины районных «столиц»… Только простор и бесстрашная открытость.
— Нет. Он в сто раз лучше, — тихо сказал Олег. — Но что это, что?
— Наше Рысье Логово, — пояснил Одрин. — Говорю же: во сне увидел. Что и нет данванов будто, и Беда сгинула, а вокруг — вот так-то.
Он умолк, и остальные молчали. А Олег видел, что они словно примеривают на себя сказку с картины. И внезапно испытал страшный прилив злости — злости на тех, из-за кого никогда, никогда не будет у этих ребят такого города… а их потомков если и ждет что-то — так именно копия мегаполисов Земли. Или здешнего Юга, о которых рассказывал Йерикка.
— Спору нет — красота, — наконец сказал Горд; из его голоса еще не ушло искреннее восхищение. — Так ведь то мечта одна.
— Чем плохо — мечта? — вспыхнул Одрин. — Что за жизнь-то станется, если не мечтать?!
Йерикка, которого Олег не сразу заметил у стены, сказал под одобрительный шумок:
