– На, присыпь пузыри на лысине.
– Какие пузыри? – Оглобля, выпучив глаза, схватил склянку и сунул горлышком в рот, чтобы вытащить зубами пробку.
– Стой! – Юл вырвал у него пузырек. – Нельзя в рот, химия это!
– Хи… че?
– Темнота… – протянул следопыт, вытаскивая пробку. – Присядь. Присядь, говорю!
Оглобля опустился на одно колено.
– Терпи теперь. Сначала оно жжется еще сильней, чем слюна мышиная, а потом отпустит.
Башмачник зажмурился, когда Юл щедро сыпанул порошок и на лысине будто костер разожгли. Спустя несколько мгновений боль отпустила, и голова нестерпимо зачесалась. Оглобля поднял руку.
– Не трожь, терпи! – велел Юл, убирая пузырек в суму. – Та́к вот. А у вас чего?
Он повернулся к Ильмару с Калебом, которые осматривали одежду и отряхивались.
– Порядок, – сказал атаман. – Куда дальше?
– Дальше… Дальше слушайте. Мы сейчас под главным туннелем. И нам надо попасть… ну, считай, что назад в него вернуться надо. Для этого отсюда придется идти прямо. Долго идти. Как лестницу с потолка висящую увидим, так пришли, значит. Поднимемся и назад потопаем, к туннелю то бишь. Ясно?
– Угу, – буркнул Оглобля, едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться отросшими грязными ногтями в темя и не разодрать кожу, так нестерпимо там зудело и ныло.
Калеб кивнул. Ильмар обвел всех взглядом и спросил:
– У кого сколько патронов, что из оружия осталось, из поклажи? У меня штуцер, полтора десятка патронов. Столько же к пистолету, но пистолета нет. Воды полфляжки. Калеб?
– Две обоймы к карабину, нож и фляга. Граната еще.
Юл похлопал по суме.
– Ну че… У меня, значит, набор тут с лечебными смесями, два рулона бинта, зажигалка, заготовки для факелов, банка с бензином и моток веревки капронной. К карабину три обоймы, нож, ну и фляга с водой.
– Много, – сказал атаман. – Запасливый.
– А под землей иначе никак, потому и тайники, когда чензир контрабандой таскали, делали себе. На случай, если кто заплутает тут из своих. И правило всегда такое было: взял из тайника что-то, потом восполни, чтобы другие могли попользоваться. Та́к вот.
– Оглобля? – Атаман повернулся к башмачнику.
– У меня десять патронов к винтовке и нож.
– Всё? – Ильмар глядел с недоверием.
– Всё! – отрезал Оглобля, у которого за голенищем левого сапога был вшит пенал, а в нем – короткая трехгранная пика без рукояти.
– Тогда дальше слушайте, – снова заговорил Юл. – Там, где пойдем, тварей никаких быть не должно. Но! – Он махнул факелом за спину. – Там коридоры всякие, комнаты, трубы, канализация, вентиляция… Один некроз знает, что в них за столько времени измениться могло. И появиться. То есть с того момента, как контрабанду здесь перестали таскать. Одно скажу: путь, которым пойдем туда, устроили так, чтобы все отверстия, двери и трубы замурованы были. Сами же с хлопцами и заделывали их, а то мутанты, что под землей живут, нам бы и сюда дойти сейчас не позволили.
– А че за мутанты? – спросил Оглобля.
– Ну… – Юл смерил башмачника взглядом. – Чем-то на тебя смахивают в темноте. Сами такие серые, кожа склизкая и горбятся. И глазища… Лупают ими, что рыба в воде.
Оглобля представил себе тварь и запротестовал:
– Э, ты че? Я тебе серый и глазами лупаю? И не склизкий я, тоже мне, умник нашелся!
– Да это я в этом… в переносно́м смысле, – пояснил Юл. – Метамфоры подпустил.
– Чего?
Юл лишь рукой махнул и заключил:
– В общем, глядите в оба. И ничего не трогайте. Ниче-го, ясно это? Меня подзовите лучше, если что по пути заметите. Вопросы?
– Все понятно? – спросил Ильмар, оглядывая спутников. – Тогда идем.
Юл зашагал первым, за ним пошел Ильмар, потом Калеб, Оглобля замыкал.
То, что он принял за комнату с железными стенами, оказалось вовсе не комнатой, а большим воздухоотводом. Мягко пружинили клепаные листы под ногами, стены и потолок были ровными, все стыки заварены. От сквозняка пламя факела в руках Юла тихо гудело.
– Эй, следопыт! – позвал Оглобля. – Долго идти-то?
– Долго, – откликнулся Юл, не оглядываясь. – Запыхаться успеешь.
* * *
Лучи заходящего солнца едва пробивались сквозь кроны деревьев. В лесу царил полумрак. Всюду на бугристой, усыпанной хвоей земле лежали густые тени. Гест все чаще останавливался, озираясь, будто искал что-то среди зарослей. Вик почти не обращал на него внимания, мысли его были заняты рассказом Владыки. Джагеры – люди, которые ходят через некроз. В это верилось с трудом, но знание того, что он – сын джагера, получивший в наследство от отца необычные способности, окрыляло. Однако как убедиться, что это правда? Надо найти некрозное пятно и пройти сквозь него. И если Гест не соврал, то… Вик сможет устраивать тайники в некрозной полосе, находить и доставать древние вещи, сбывать их старьевщикам. Жаль, что только механизмы из металла, к которым не липнет ядовитая плесень. Хотя какая разница, главное, чтобы за них платили звонкой монетой. И тогда, купив сендер и оружие, можно ехать куда угодно!
– Заблудились, – сказал Гест. – Скоро солнце сядет, а мы все по лесу бродим.
– Ну и что, – ответил Вик. – Заберемся на дерево, переночуем и утром найдем дорогу.
Владыка покачал головой:
– Нет. Из леса до наступления темноты выйти надо.
– Почему?
– Надо, – отрезал Гест. – Ночью, я слышал, симбиоты опаснее.
Вик только пожал плечами. Он забыл все обиды. Тон, мрачное настроение Владыки перестали его волновать. В голове крутилось воспоминание о том, как они с отцом нашли на окраине Большой Московии остроносую авиетку. Хвост машины и концы стреловидных крыльев были погружены в некроз. Отец тогда достал из кабины катапультное кресло и парашют, снял еще какие-то приборы. При этом он беспечно расхаживал по фюзеляжу и за Вика не опасался, что тот может в ядовитую плесень вляпаться, ведь некрозная полоса была совсем рядом. Каких-то два шага и… Выходит, отец знал, что Вик – джагер. Почему тогда не сказал ему? Что остановило?
Гест устало присел под деревом. Поставив посох между колен, прислонился спиной к шершавому стволу и прикрыл веки.
– Предвкушаешь? – спросил он. – Не стоит.
– Почему?
– Джагеры – изгои. Как пустынники среди людей, – равнодушно произнес Преподобный.
– Как… мутанты?
Гест открыл глаза и сел прямо.
– Нет. Мутанты – порождение Нечистого. Джагер – человек, который способности свои может во благо направить. Но если другие о них узнают, алчные да завистливые…
– Я понял, – сказал Вик.
Вот почему отец не хотел говорить ему: не желал, чтобы сын повторил его судьбу, стал изгоем, сторонился новых знакомств и скрывал свои способности.
Вдруг ему в голову пришла новая мысль, и он воскликнул:
