— По крайней мере с этим, господин, проблем не возникнет. Вести о том, что произошло на Кашиике, распространяются по армии с огромной скоростью.
— Я и не сомневался, что так будет.
Таркин кивнул.
— Господин, я тут подумал: возможно, мне стоит время от времени обращаться к… професиональному мнению лорда Вейдера в целях, ну, как минимум, повысить его репутацию среди флотских командующих.
— В самом деле, неплохая мысль. И вы, и лорд Вейдер только выгадаете от подобного тесного сотрудничества. С завершением строительства боевой станции ваши обязанности будут только множиться. Лорд Вейдер избавит вас от необходимости лично держать под наблюдением каждый вопрос.
— С нетерпением жду, когда это произойдёт, мой господин. — Таркин вновь поклонился, и его голоизображение погасло.
Сидиус был доволен. Вейдер отлично справился. Сит почувствовал произошедшие в нём перемены — даже во время того короткого разговора, который состоялся сразу после взятия Кашиика. Теперь, когда Вейдер начал постигать премудрости тёмной стороны Силы, могло наконец начаться и его настоящее обучение. Джедаи перестали быть для него вопросом первостепенной важности. Он страстно жаждал обрести могущество, которым владел Сидиус, и свято верил, что однажды наступит день, когда он сможет посчитать себя ровней учителю.
«Перво-наперво ты должен обрести власть над самим собой; затем над кем-то ещё; затем над группой существ, над общественным слоем, над миром, над народом, над несколькими народами… и, в конечном счёте, над всей галактикой».
Казалось, он по-прежнему слышит лекции Дарта Плэгиса.
Зависть, ненависть, предательство… они были существенны для познания тёмной стороны, но только как способ отдалиться от общих понятий о морали во имя достижения высшей цели. Лишь только когда Сидиус постиг всё это, он стал действовать в соответствии с новообретёнными знаниями и убил своего учителя во сне.
В отличие от Плэгиса, Сидиус не был столь беспечен, когда дело касалось сна.
Что более важно, к тому времени, когда Вейдер всё-таки начнёт представлять опасность для трона, Сидиусу уже будут открыты тайны, на разгадку которых Плэгис потратил всю жизнь, — тайны бессмертия. С этого момента уже не нужно будет бояться Вейдера. Вообще отпадёт нужда в ученике как таковом — разве что как дань уважения традиции, которая зародилась тысячелетие назад стараниями Дарта Бэйна.
Древние ситы были круглыми дураками, раз считали, что власть можно разделить между тысячами.
Могущество тёмной стороны можно разделить лишь на двоих: один держит власть в своих руках, второй к ней отчаянно стремится.
Метаморфозы, происходящие с Вейдером, означали также, что и Сидиус теперь мог сосредоточиться на более важных обязанностях. Пока Вейдер занят делом, Сидиус мог посвятить своё время укреплению собственного влияния в Сенате и отдалённых звёздных системах, а также искоренению любых угроз стабильности и благополучию его Империи.
Он принёс в галактику мир. Теперь он собирался править ею так, как считал нужным, — править твёрдой, как дюрастиловый протез Вейдера, рукой. Сметать с пути тех, кто рискнёт восстать против его режима. Вселять страх в тех, кто осмелится противоречить его решениям.
Вейдер будет могущественным учеником, самым могущественным из всех когдалибо рождённых — пока не родится кто-то, кто будет сильнее его.
И он будет совершенным оружием — по крайней мере, до тех пор, пока не будет подготовлено что-то более совершенное.
Какое-то время Сидиус просто сидел в кресле, размышляя о будущем; затем он вызвал к себе в тронный зал Сейта Пестажа.
Пришла пора показать Дарта Вейдера остальной галактике.
— О, Бейл, Брея, какой чудесный ребёнок! — восклицала Мон Мотма, укачивая Лею на руках. — И такой бойкий! — добавила она мгновением спустя, когда Лея высунула из пелёнок сначала одну ручку, затем другую, сдавила ладошки в крошечные кулачки и взвизгнула так, что эхо прокатилось по всему центральному залу дворца. — А, кажется, принцесса Лея хочет обратно к маме и папе?
Королева Брея поспешила принять из рук Мон Мотмы ребёнка, который к этому моменту уже начал активно пинаться и размахивать ладошками.
— Это у неё такой сигнал, что пришла пора кормления, — пояснила Брея. — Надеюсь, вы извините меня, сенатор…
— Ну что вы, Ваше Величество, — проговорила Мон Мотма, поднимаясь на ноги. Проводив Брею из комнаты, она подошла к Бейлу, который сидел у горящего камина. — Я так рада за вас обоих.
— Ты и представить себе не можешь, как счастливы мы сами, — ответил Бейл.
Он так хотел рассказать Мон Мотме правду о происхождении ребёнка, которого она только что держала на руках, но он не имел права идти на подобный риск — уж точно не сейчас, а возможно, и никогда. Тем более если «Дарт Вейдер» по-прежнему бродит где-то неподалёку.
Заметив, как погружён в себя Органа, Мон Мотма вернулась в кресло, и её лицо заметно помрачнело.
— Надеюсь, ты понимаешь, почему я не могла вверить этот разговор обычным средствам связи, Бейл? — произнесла она. — Надеюсь, мы здесь в безопасности?
— Конечно же я понимаю. И ты можешь говорить здесь вполне свободно.
Прикрыв на мгновение глаза, Мон Мотма покачала головой.
— Большая часть Сената и в самом деле готова поверить, что Фэнг Зар занимался на Корусканте подстрекательством к мятежу и что он явился на Алдераан устраивать антиимперские демонстрации.
Бейл кивнул.
— Я читал отчёты. Ни в одном из них нет и доли истины. Зар пытался спасти свою жизнь и поэтому бежал.
— А как Палпатин отнёсся к тому факту, что ты предоставил ему убежище?
— Я честно не знал, что его допрашивали в Бюро Внутренней Безопасности и что ему приказали не покидать Корускант. Когда… агенты Палпатина сообщили мне об этом, я сказал им, что готов предоставить Зару дипломатическую неприкосновенность в случае, если он того попросит — хотя я сильно сомневался в реальности этой просьбы, ведь Зар прекрасно сознавал, какие последствия могли бы ждать Алдераан в этом случае.
— Тем не менее молчание Палпатина вызывает вопросы. — Мон Мотма жёстко посмотрела на Бейла. — Возможно, он полагает, что ты не захочешь придать огласке всю правду о том, что здесь произошло.
Бейл согласно кивнул.
— Похоже на то. С другой стороны, это может сыграть нам только на руку, если Император будет верить, что я готов поддерживать его, даже когда он открыто лжёт.
Мон Мотма сжала губы, с сомнением покачав головой.
— Возможно, это так. Но я беспокоюсь о том, какую реакцию твоё молчание вызовет у наших сторонников в Сенате. Уже сейчас Серн Прайм грозит акциями неповиновения. Избранный президент готов отозвать с Корусканта всю делегацию. Вполне возможно, это даст тот самый импульс, которого нам не хватало.
