Она залепила мне пощечину. Потом вторую. Я не стал уклоняться — мне не больно, да и пусть выплеснет чувства.
К сожалению, на этом ситуация не разрешилась: она скрестила руки на моих доспехах и зарыдала. Ненавижу такие моменты!
Пытаясь успокоить, похлопал её по спине.
— Перестань, пожалуйста. У нас все равно ничего бы не вышло — ты еще совсем девочка. Ничего, скоро встретишь парня получше меня.
— Мне тридцать два, — сквозь душащие слезы сказала она — Я наверно старше тебя!
— Екнуться, — ляпнул я. — Ничего себе ты выглядишь…
Она посмотрела на меня снизу: в глазах — слезы, а на губах — улыбка.
— Это не моя заслуга, — сказала она. — Пластическая хирургия, генная косметология…
— Ты не из-за этого так прекрасна. У тебя острый, холодный ум и тонкая, ранимая душа.
Она захлопала ресницами:
— Правда?
— Правда. Но я все равно женат.
Она вздохнула, смахнула слезы и оглядела место бойни, особое внимание уделив телу упыря, свисающего с фонарного столба. (Я сам не слишком помнил, как его туда забросил). Когда она обратилась ко мне, глаза были красны, но слез в них уже не было.
— Пойдем, мне не хочется торчать на улице, — сказала она ровным голосом.
Мы стали пробираться по темной улице, настороженно всматриваясь во тьму и вслушиваясь в каждый посторонний звук. Я не выдержал молчания первым, но спросил совсем не о том:
— Упыри ведь были людьми. Как они превратились?
— Вампиры. Тот, кого укусит вампир и кому при этом не повезет выжить, — мутирует и превращается в упыря.
— А тот, кого укусит упырь?
— Не знаю. Я не уверена, что упыри хоть кого-то оставляют в живых.
Она неожиданно замерла:
— А что, тебя укусил упырь?
— Нет.
— Слава высшим силам.
Девушка споткнулась, в темноте не заметив развороченный кусок асфальта — я едва успел её удержать от падения.
— Проклятые шпильки! — в сердцах бросила она.
— Если не нравится, зачем их носишь? Да и вообще, твой наряд… эээ… выглядит не как прогулочный.
— Когда я вчера вечером летела на вечеринку, ни о какой такой ночной прогулке по разрушенным кварталам и помыслить не могла. Что же до моего "наряда" — во-первых, это модно, во-вторых, не твое дело… О черт!!
В двадцати метрах впереди возникли черные силуэты людей. Их было около десятка, а один из них, преодолев по воздуху метров пять, с легкостью запрыгнул на крышу грузового авто.
— Вампиры, — сказала содрогнувшаяся девушка. — Целая стая. Скажи, что ты с ними справишься…
— Без проблем, — ответил я надевая шлем.
Визор мгновенно превратил черную ночь в серый, промозглый, бесцветный день. Сущность, обитающая в доспехе уловив моё желание, увеличила кратность оптики, приблизив лицо главного вампира. Точнее — вампирши.
Странно, но даже в черно-белой картинке её глаза оставались пронзительно-бирюзовыми. Я уже видел их. Видел эти развевающиеся ветерком черные локоны, приоткрытые в оскале чувственные губы и узнавал даже складочку между бровями. Она — вампирша, напавшая на патрульный вертолет.
Бирюзовоглазая рассматривала меня еще с секунды две, а потом, прихватив с собой стаю, поспешила исчезнуть из поля зрения.
Наблюдавшая за их бегством Лара воскликнула: "Ты — супер!", и поцеловала меня в шлем.
— А тебе любовница точно не нужна?
Я отрицательно помотал головой.
— А наложница?.. Слушай, обещай познакомить со своей женой. Уверена, что мы сможем с ней договориться.
— О чём?
— Многие семьи живут по трое и больше — и ничего, вполне счастливы.
Я тяжело вздохнул:
— Пойдем, Лара. Я уже вижу ворота цитадели.
— Окей. Сними шлем, не то примут за мертвяка.
Я не стал говорить ей о том, что в резиденции её отца, возможно, остались только мертвяки. К чему это?
"Цитадель" представляла собой грандиозное здание — вершину современной архитектурной мысли. Хотя возможно мне так показалось из-за мрачности царившей во всем этом мире и оставившей отпечаток на облике высокого параллелепипеда с мелкими окнами, которые, словно бойницы, рядами пробивали его фасад. В некоторых из них горели огни, и в ночи здание казалось угрюмым тысячеглазым драконом.
Нас заприметили со стены, ровным периметром окольцевавшей здание. Целые взводы солдат, готовых оборонять это место до последнего вздоха, провожали Лару со смешанными чувствами облегчения и тревоги. А моя скромная персона не вызвала вопросов.
— У твоего отца еще много людей? — спросил я.
Но вместо Лары мои слова прокомментировал провожающий нас офицер:
— Не так уж и много… осталось. Утром было втрое больше.
Я не стал уточнять. Тем более что Лара вдруг настроилась на иной лад.
— Послушай…, пилот, — сказала она, — а у Федерации такие же проблемы, или эта напасть навалилось только на многострадальные системы Аливрии?
Хм, а девушка далеко не глупа, раз догадалась, что подобное творится не только с её миром.
— Думаю, такие же.
— Хвала высшим силам, — выдохнула она.
— Ты что, такая патриотка или так не любишь Федерацию?
— Я патриотка до мозга костей, а Федерацию никто не любит — они гадкие, они всё время оспаривают наше главенство среди "независимых" систем…
— "И нет более жадных и алчных людей чем русские…", — процитировал я.
— Да? Кто это сказал?
— Это написал Нью-Йорк Таймс, в тысячу девятьсот девяносто шестом, или около того.
— Вот видишь, и в ту древность об этом было известно — ничего не изменилось… Постой, а ты случайно не федерат?
Я помотал головой:
— Да нет, просто с каждым днем всё больше ненавижу ОСА, — сказал я, не обратив внимания на споткнувшегося офицера. — Если бы я мог вернуться в прошлое, я бы сделал всё чтобы вырезать опухоль на теле Земли, которая разрослась в ОСА.
— Почему? — спросила Лара, с сожалением во взгляде.
— Без обид. Но нет более лживого правления чем в ОСА, и нет большего быдла чем населяющая её нация.
Девушка ничего не ответила, лишь взглядом пресекла попытку офицера достать пистолет. А перед нами уже расступалась личная охрана губернатора — его покои находились за резной дверью из мореного дуба.
— Он со мной, — бросила она им и, не оглянувшись, легко распахнула трехметровые створки.
Когда я вошел, дверь за мной захлопнулась будто сама, хотя я знал, что никакая электроника в этом мире не работает — даже снайперы стреляют без моновизора. Да что там, к стенам этой комнаты приторочены факелы, словно действительно нахожусь в средневековом замке. И даже сам генерал-губернатор только усиливал это впечатления.