Если бы не бедро, было бы проще. Потому что оно лишало меня максимальной динамики. Отступал, делая ошибки, вернее, маленькие ошибочки, повторял их чтобы Бахара заметила. И она заметила брешь в моей обороне. Подстраивал все под ее секретный прием, старательно показывая противнику, что иного пути победить нет.
Напряжение усилилось. Бахара уже проиграла морально. Ибо по мнению окружающих — слишком долго возится с рабом.
Нетерпение губит. Она атаковала так, как я хотел. Уход от атаки, парируя на грани потери равновесия, мгновенное сокращение расстояния. И вот мой клинок у горла Бахары. А ее перехвачен у гарды моей проворной рукой. Вышло все со скоростью моргания глаза. Даже зрители не сразу сообразили, что сближение наше не нанесло никому ущерба, а лишь только обозначило проигравшего.
Арена замерла. Глотка Бахары проглотила воздух, дразня острое лезвие клинка. В округлившихся глазах ужас и непонимание происходящего, отказ верить в реальность, в то, что ее победил какой — то раб.
Рывок и ее шпага у меня. Толчок и она вынуждена повалиться на землю, иначе клинок распорет горло. Лежит, уверенный взгляд пронзает меня на сквозь. Быстро же смирилась баба со смертью, теперь хочет принять ее достойно.
Позади меня тихо давит рыдания Дария.
А мой клинок пошел от шеи вниз, зацепил ткань на груди, резким движением пропорол ее. На мое похотливое удовольствие и всеобщее обозрение вывалились Бахарины сиськи.
— Нельзя косить от праздника сердца в честь Богини Нимезии, — ехидно проговорил я, раскидывая кончиком лезвия края ткани, чтобы получше рассмотреть ее прелести. Бахара даже не шелохнулась. Лежит, руки раскинула, сиськи тоже. Ну, у Наташи грудь намного интереснее. А тут, ничего особенного. Зато какое моральное удовлетворение.
— Не смей унижать мать! Убей! — пискнула Дария и окончательно разревелась.
— Кодекс «Катерона» гласит, — начал интригующе я, уводя шпагу в сторону и поворачиваясь к толпе. — Мужчина не убивает женщину, а спасает ее от смерти. Для мужчины в этом мире нет ничего дороже женщины. Все что он делает, все ради женщины. А женщина делает все, чтобы понравиться самому сильному мужчине. Закон «Катэрона» и, мать ее, природы!!
— Ты че мелешь, — прошипела Бахара, поднявшись и запахивая грудь.
— Легенда ваша про Катерона и Глорию есть, — уточнил я.
В ответ зрители загалдели. А я направился прочь, с намерением покинуть арену. Меня никто не удерживал.
— Ты знал! Знал! Скотина! Даже и не мечтай! — услышал я пищащий от досады голос Светы.
— Ты… о чем?! — раздался сиплый Наташкин, она продрала горло и спросила уже более четко: — Что ты ему наобещала, дура?!
Дальше их голоса утонули во всеобщем обсуждении случившегося. А я побрел на прогулку, наслаждаясь послевкусием.
***
Ощущение такое, будто пройдет очередной этап. Больше я не мог задерживаться в этом лагере. Мне нужна проводница до Бора, и знаю того, кто не откажет. С этими мыслями гулял по стану, в надежде, что встречу болтушку и скоротаю время до вечера. А там и Света вернется. За слово, данное перед поединком, ее не спрошу, взамен о другом заявлю.
Брел по округе и зигзагами дошел до площади, где Кошки выкрали. У статуи валькиек двадцать собралось. Интересно стало. Уже на подходе услышал горячие возмущения местных.
— Совсем одурела девка.
— Гнев Богов леса на стан наслать решила.
— Все из — за Бахары…
— Сами виноваты, пригрели змею…
Обернулись, заметив мое приближение, замолкли. Взгляды испуганные. Вот же сплетницы. Смотрят опасливо и враждебно. Вот уж не думал, что своей победой оттолкну. Получается, могу рассчитывать только на тех, кто со мной возился, когда от кошачьей деревни уходили, ну и на Свету, конечно.
Смотрю на статую с изображением Катэрона и Глории. Морду ему исполосовали, слишком старательно, чтобы понял, как на меня похожа. И действительно: правый глаз выковыряли, три полоски глубокие на щеках. Вот теперь я — вылитый он.
Усмехнулся. Только Дария могла до такого додуматься.
Никто слова в мой адрес не бросил плохого. А значит, уважают.
— Зеленой тени, сестры, — выпалил, не зная, что и другого говорить, когда такое внимание.
— Зеленой тени, гость, — бросил кто — то из толпы.
— Какие мы тебе сестры, — осмелилась рыкнуть молодая девица. По голосу понял, что мелкая. Видимо, подруга Дарии.
Развернулся, пошел прочь. Совсем не по себе стало.
Побил их лучшего воина, живой символ великой женской силы. Да еще и унизил, надо было убить… Бахара ведь боец хороший, помню, как сражалась. Думаю, она и подняла войско, чтобы Кошкам не спускать нарушение кодекса. А значит, лидер тут, способный вести за собой в бой.
В очередной раз я растоптал чьи — то чувства. Если раньше не думал об этом, то теперь ощущаю все. И на этот раз, вытер ноги не об одну и не две девушки, а целую толпу, валькийский клан…
Дария налетела внезапно. С кулаками и визгом вынырнула из кустов.
— Предатель! Подлый! Теперь я должна признаться матери, что из — за меня весь этот позор! Ненавижу! Как я могла влюбиться в такого?! Правы сестры, мужики подлые твари!
Простая детская влюбленность. До смешного… Отвечать не стал, просто прижал сильнее, дабы амплитуды ей для ударов не дать.
Подоспели валькийки, сторонницы Бахары, молча и со сдержанно уважительными мордашками отлепили дочку старшей сестры и увели. Вид у всех удрученный.
А мне на душе еще поганей стало. Что таить? Для меня их устои — пустой звук. Подумаешь, поиздевался и обманул. А эти все иначе воспринимают. Но ведь я не напрашивался?!
Два дуба не дошел до места пристанища. Света возникла взмыленная, глаза бешеные.
Ну вот, и эта сейчас накинется. Но не случилось.
— Кастиль, ты… — начала она, не решаясь подойти ближе. — Ты ведь всегда знал, что сильнее нас. Да?
Пожал плечами.
— Сколько вас? — вдруг спросила она. — Ты главный?
— Что ты мелешь, Света? — вспыхнул я и прошел мимо нее.
— Поклянись, что клану ничего не угрожает, — проговорила она в след.
— С моей стороны и моего войска — нет. Можешь быть спокойна. Домой хочу… я ведь могу назвать твой дом своим?
— Через тридцать солнц уже не сможешь, — брякнула она догоняя. По приподнятому голосу чувствую, что опасения ее отошли на второй план.
Она думала, у меня войско где — то затаилось? Или я лазутчик Константина?! Вот же бабы эти мнимые! Все хорошее в плохое и подлое переводят! По — мужски обидно стало. Сдержался, чтобы не показывать жалкий вид.
Вечереет. В стане тишина какая — то особая. Видимо, валькийки дозоры десятикратные выставили, ждут подлых атак.
— Почему тридцать солнц? — возмутился, когда Света поравнялась. — Хочу уйти раньше. Мне в Бор проводница нужна. И чем быстрее, тем лучше. Вместо того…
— Раньше нельзя, — брякнула Света, не дав закончить мысль. — Клан Кошек больше не сдерживает западные границы, об этом наши разведчики донесли. Сейчас идти — смерть верная. Тамошние кланы уже знают об этом и готовятся на рейды, укрепляют границы от неизвестного врага, усиливают бдительность.
— Быстро же реагируют, — усмехнулся горько. — Так, а почему тридцать — то суток ждать?!
— Есть пути, что через это время безопасны станут. Пещерами пойдем через границы, а твари, что их населяют, спать будут к тридцатому солнцу крепко. Ай, что я объясняю, Наташа решила. Если раньше желаешь, иди хоть к Розалине! Но один!
— Научи из лука стрелять, — брякнул.
— Что? — Света растерялась. — Серьезно? А ты не владеешь? Как шпагой небось. Или выведать наши приемы решил?
— Так, — выдохнул я, остановившись у ствола нашего дуба. — Ты верно думаешь, что я хочу вам всем тут плохо сделать.
Света стоит, глазами хлопает, сглотнула.
— Кошкам хотел, — рыкнул тихо, то так, что та вздрогнула. — Они заслужили. А вы создания милые. Меня от смерти спасли, и не раз. Я вас почти люблю своей доверчивой скупой рабской любовью. Мне в Бор надо. Света, хозяюшка моя, друг мой тут единственный, можно сказать. Доверия мне нет? Всем своим видом, каждая мне это показывает. А я между прочим ничегошеньки не сделал, чтобы вам нагадить. Да, методы мои, взгляды, действия, несколько не по вашим устоям и идеологии. Но я ведь как лучше хотел. Света, не тебя ли на руках нес от Стражей?
