Дым заметил открывающуюся дверь и шевеление впереди, прижал сестру к стене. Это высунулся из своей каморки охранник с автоматом и спросил:
– Янка, что за на фиг происхо…
Договорить он не успел – Дым пристрелил его.
– Должен быть еще один, они парами работают, – прошептала Аня, подбегая к дверному проему, заглянула внутрь: на столе горела парафиновая свеча, заливая воском газету, в пепельнице тлел окурок.
У стены стоял разложенный двуспальный диван.
– Где ж его напарник? – поинтересовался Дым, затаскивая тело в комнату для персонала.
Аня дернула плечами:
– Ушел выяснять, что случилось, и уже вряд ли вернется.
Странно выглядящая в белом окровавленном халате, Аня потянулась к щиткам, где висели пронумерованные обычные ключи.
– Хоть кому-то поможем. В камерах сидят люди, мутанты содержатся в клетках. Идем, я помню дорогу.
Придерживаясь за стену, она побрела по темному коридору, повернула налево, потом еще налево. Дым освещал дорогу и старался отрешиться от реальности, потому что слышать чужое отчаянье было невыносимо.
Следующее отделение напоминало тюрьму: бетонные стены и пол, ржавые двери, из-за которых доносились встревоженные голоса. Аня звякнула ключами, часть протянула Дыму:
– Начинай с десятого. Поторопимся же!
Дым надеялся, что Моджахед и Боров успешно сдерживают натиск охранников, порадовался, что здесь нет персонала, посветил на замочную скважину и вставил туда ключ. Щелчок – дверь отворилась, луч фонарика нырнул в темноту.
Здесь, определенно, кто-то был, но не спешил выходить. Потому что камеру покидали только, чтобы отправиться на опыты.
– Выходите, вы свободны, – проговорил Дым, но реакции не последовало, тогда он добавил: – Это полиция, не бойтесь.
Донесся вздох облегчения, во мраке мелькнул силуэт, и перед Дымом возникли два обритых налысо мальчика-близнеца, изможденных и запуганных.
– На выход, живо, – поторопил их Дым и метнулся к следующей двери, за которой кто-то тоненько причитал.
Здесь содержались молодые женщины, две рванули в коридор, третья так и осталась лежать, отвернувшись к стене.
Следующую дверь пришлось захлопывать – в камере были буйные психи.
Четвертая камера пустовала.
Всего на свободе оказалось десять человек, тех, кому помогла Аня, Дым не считал. Только близнецы бродили за Дымом безмолвными тенями, остальные, опьяненные свободой, рванули к лестнице.
Пошатываясь, подошла Аня, положила голову на плечо брата:
– Не могу больше, силы кончились.
– Идем к нашим, ты героическая женщина.
Возле выхода было столпотворение: освобожденные рыдали и смеялись на десятки голосов, Боров и Чукча согнали их на лестничную клетку, чтоб не мешали, а сами сосредоточенно смотрели на распахнутую дверь, возле которой угадывались распростертые тела охранников. На улице грохали автоматы, ревели мутанты, которые не успели убежать, стрекотал вертолет, и механический голос предлагал защитникам базы сдаться.
Марьяна уже вернулась и с сумасшедшей улыбкой пялилась на дверь. Дым положил ей руку на плечо:
– Передаю командование тебе. Мы с Аней и Нико уходим через коллектор.
Стряхнув оцепенение, Марьяна коснулась его:
– Подожди. Возьми аптечку, вам пригодится. Вот.
Пока Дым укладывал ее в рюкзак, Кузя принялась раздеваться, никого не стесняясь. Передала вещи Ане, накинула халат и сказала:
– Мирного вам неба! Дым, встречаемся в баре «Челноки» ровно через три дня в обед. Слышишь?
Дым обернулся, прищурился на луч фонарика и кивнул.
* * *
Арамис проводил взглядом силуэт Дыма, перехватил автомат поудобнее и сказал Марьяне:
– И все-таки у нас получилось. Люди!!! У нас получилось.
Механический голос еще раз предложил сдаться, Марьяна стянула халат, оставшись в трусах и спортивной майке, высунулась из укрытия и замахала им, как белым флагом. В другой руке она держала ПДА, по которому переписывалась с сослуживцами и, видимо, предупреждала их, чтоб не стреляли по своим.
Минут через десять на плацу появились люди в черных шлемах, обвешанные разгрузками, с короткоствольными автоматами. Марьяна вернулась в укрытие, привалилась к стене и рассмеялась, запрокинув голову.
Марьяна правильно рассчитала: допросы и все прочее заняли три дня, после чего Арамис, заехав к себе в цивильную квартиру за «пропуском», рванул в Зону. Денег осталось под завязку – десять штук «деревянных» – впритык на «пропуск».
На этот раз он был один – Сокол задержался в больнице, врачи не могли решить, делать ли ему операцию, чтоб достать пулю.
Как и все сталкеры, Арамис шел в Зону налегке: никакой снаряги, никакого оружия, старенький вещмешок с консервами, фляга с коньяком – и все богатство. Так было принято: оружие оставалось в Зоне.
Возле красно-белого шлагбаума Арамис задержался, прищурился на солнце, глянул на ПДА: начало двенадцатого, швырнул в придорожную пыль пятак – на удачу, и лишь тогда постучал в серые мощные ворота пропускного пункта.
Клацнул засов, и в открывшееся окошко высунулся знакомый охранник – длинноносый лопоухий Мамонт. Завидев Арамиса, он кивнул, и ворота со скрежетом распахнулись.
– Героям вход бесплатный, – проговорил Мамонт, пожимая протянутую руку. – Подумать только, у нас под носом, под нашей охраной – и концлагерь. Молодцы вы, мужики. Кореш как?
– Сокол-то? Оклемался почти, – улыбнулся Арамис и невольно хлопнул себя по карману, где хранился «пропуск».
Неплохо сэкономил, можно гульнуть и всю компанию пивом угостить. Кроме Нико, конечно. Мутанта вряд ли в бар пустят.
– Кофе будешь? – заискивающе предложил Мамонт, намекая, что неплохо бы обсудить случившееся – ему хотелось услышать рассказ свидетеля.
Арамис приложил руку к груди:
– Извини, брат, но меня ждут, не хочу опаздывать. На обратном пути обязательно зайду.
Мамонт вздохнул и обиженно оттопырил губу, Арамис помахал ему и зашагал по асфальтовой дороге, жадно принюхиваясь и присматриваясь к Зоне. Вот он и вернулся домой. Подумать только, его пару дней не было, а истосковался, как малыш по мамке, как наркоман по дозе, как влюбленный по девушке.
Ну, здравствуй, здравствуй, Зона! Арамис свернул на тропинку и побрел вдоль зарослей шиповника, спугнул греющуюся на солнце ящерку, бросил перед собой гайку с тряпичным белым хвостом, замер.
До «Челноков» он добрался за полчаса. Потягиваясь, остановился напротив одноименного бара, где поблекшую надпись «Продукты» переделали в «Поди ж ты», кивнул мрачному сталкеру на пороге и по скрипучим ступенькам поднялся на порог, столкнул кусок отвалившейся штукатурки.
