– Стоять! – произнес я всего одно слово.
У мужчины, которого я держал «на крючке» с помощью своего меча, было одутловатое, землистого цвета лицо, высоко поднятые брови и испуганные глаза. Он так походил на свою мать Зинаиду, что у меня не было нужды гадать, кто стоит передо мной. Беглый убийца был ниже меня ростом, но значительно шире в плечах и массивнее. Если бы нам сейчас пришлось схватиться, то я бы, наверное, не устоял, хотя меч в моей руке давал мне значительное преимущество. Но Григорий и не делал никаких попыток к сопротивлению. Он опустил плечи, как-то обмяк, тревожно всматриваясь в меня, вернее, в слепящий луч фонарика.
– Погодите, не убивайте… – пробормотал он. – Я не сделал вам ничего дурного.
– Медленно повернись и иди к лестнице, – произнес я. Он послушно выполнил мое приказание. – Теперь стой спокойно.
Не спуская с него глаз, я стал спиной подниматься вверх, нащупывая ступеньки.
– Давай, двигай по лестнице ко мне, – сказал я. – И без глупостей.
Я головой выдавил крышку люка и выбрался на кухню. Через минуту вслед за мной здесь же оказался и Григорий.
– Теперь открой дверь и иди вперед, – приказал я, коснувшись острием меча его лопатки. Мне надо было привести его в комнату Маркова. И через некоторое время мы были там.
– Егор! – позвал я. – Включи свет, у нас гость.
– Э? Кто здесь? – услышал я знакомый голос. Загорелась лампочка, и Марков недоуменно уставился на нас, протирая глаза. Увидев в моей руке меч, лезвие которого было направлено в сердце Григория, он быстро обо всем догадался и вскочил на ноги. Тотчас же полез в свою сумку и звякнул наручниками.
– Ну-ка, давай клешни! – сказал он и быстро защелкнул металлические браслеты на запястьях беглого «каторжника». Потом повернулся ко мне: – Где ты поймал этого голубя?
– В подвале. Он там уже давно гнездо свил. Знаешь, кто это?
– Можешь не говорить. И так ясно. Так вот, значит, кто держит в страхе весь поселок? – Марков развернул Григория к себе, вглядываясь, потом толкнул на стул. – Ну, рассказывай про свои подвиги.
– Что вам от меня надо? – затравленно проговорил тот. – Почему вы все меня преследуете? Я никому не причинил никакого зла.
– А убийство девочки? А зарубленная топором женщина? А Николай? – Марков сжал кулаки, и я подумал, что он сейчас ударит Григория, но этого не произошло.
– Я не знаю, о чем вы говорите. Я никого не убивал.
– И там, в Мурманске, когда ты вырезал всю семью?
– Нет! Это сделал не я! Меня просто подставили, чтобы скрыть настоящего убийцу. Местного чиновника, советника мэра, он – криминальный отморозок. Там все такие, в администрации. Да и в полиции тоже.
Григорий переводил взгляд с меня на Маркова, а губы его дрожали. И мне стало понятно, что́ он пережил в последнее время, прячась в подвале. Почему-то я почувствовал, что он говорит правду. Ведь теперь в России такая картина почти повсюду. Одни бандиты и ворюги. Сколько бы ни пыжился, уверяя в обратном, президент.
– Расскажи все по порядку, – произнес я, усаживаясь на кровать.
– А мы послушаем твои побасенки, – добавил Марков.
В течение часа Григорий, волнуясь и заикаясь, рассказывал нам свою историю, а Марков только хмыкал и, прищурившись, смотрел на него. Было ясно, что он не верит ему. Мне же, не искушенному в подобных делах, исповедь убийцы показалась вполне правдоподобной.
Бежав из-под стражи, после долгих скитаний он оказался в Полынье. Хотел встретиться с моим дедом, спросить у него совета, как жить дальше. Арсений Прохорович был у него вроде учителя и относился к нему всегда как к родному внуку. Но сначала постучался к матери. Все рассказал ей, всю правду. А вот деда уже не застал… Что же теперь было делать? Оставаться здесь или идти скитаться по России вечным изгоем? Была даже мысль уйти в какой-нибудь монастырь. Но он решил пока пожить в пустующем доме Арсения Прохоровича.
Тут, в подвале, было укромное местечко, вроде небольшой комнатки с системой вентиляции, укрытое сверху цементной плитой. Так просто сдвинуть ее было нельзя. Требовалось повернуть рычаг под нижней ступенькой лестницы, и тогда мощная пружина ослабевала, а плита подавалась в сторону. Точно такой же рычаг был и внутри комнатки, чтобы вернуть плиту на место. Об этом Григорий знал еще с детства, когда проводил у деда все свободное время, обучаясь его хитростям знахарства. Он жил там некоторое время, пробираясь по ночам к матери и запасаясь продуктами. Потом подыскал себе еще одно лежбище – на болоте. Так, на всякий случай. И оно ему пригодилось, когда в поселок приехал я.
– Так это за тобой я гонялся в свою первую ночь? – спросил я.
– Да, за мной. Но я не хотел вас пугать. Так получилось.
– А кто подложил под лестницу мечи?
– Не знаю. Когда вы приехали, я провел этот день у своей матери. И вернулся сюда только ночью.
– Значит, ты ничего не знаешь и о тетрадках деда?
– Они куда-то исчезли. Я несколько раз обшаривал весь дом, но не мог их найти. Я знаю, какую ценность они представляют. Ведь там собраны рецепты на все случаи жизни. Даже такие, которые и не снились нынешним докторам. Арсений Прохорович очень дорожил ими.
– Странно. Я сразу же наткнулся на них в подвале, под лестницей. Словно бы кто-то специально подбросил их мне на глаза. А потом они исчезли.
– Вы знаете, – шепотом произнес Григорий, – мне всегда казалось, что в этом доме кроме меня порой бывает кто-то еще… Но он до того ловок, что я никогда не мог увидеть его или застать врасплох. Но он навещает дом – в этом я уверен точно. Может быть, этот человек и подложил вам мечи? И тетрадки. Но как они оказались у него?
– Вопросы здесь будем задавать мы, – строго остановил его Марков. – Давай, ври дальше.
– Егор, сними с него наручники, – попросил я. – Никуда он отсюда не убежит, потому что некуда.
С большой неохотой Марков раскрыл браслеты и убрал их в сумку.
– Только одно лишнее движение, – предупредил он, показывая наплечную кобуру с пистолетом, – и…
– Понял, – ответил Григорий, разминая запястья. Потом посмотрел на меня и продолжил: – Я жил здесь до того времени, пока не приехали ваши гости. И тогда я понял, что оставаться тут больше нельзя, слишком много народа.
– А ты, значит, любишь философствовать в одиночестве? – съязвил Марков.
Григорий теперь обращался только ко мне:
– Я ушел на болото, в свое лежбище. Там было довольно уютно, а многого мне не надо.
– Постой, – остановил его я. – А та ночь, когда мы тут затеяли беготню. Кто-то вывернул пробки, потом жуткий крик… Говорящая кукла на веранде, напугавшая Машу до истерики… Наконец, живая гадюка в моей постели. И перевернутый подсвечник, от которого чуть не случился пожар. Чьих рук это дело?
