– Пойдемте скорее, – сказал он. – Еще одно убийство…
Мы перестали копать и торопливо пошли вслед за ним. По дороге он рассказал нам, что случилось. На рассвете Викентий Львович Дрынов услышал крик, донесшийся из соседнего дома: там жил одинокий старик, тот самый Ермолаич, который плел из ивовых прутьев корзины. Дрынов почему-то не придал этому крику никакого значения и снова уснул, а часа два назад забеспокоился. Обычно в это время он уже видел Ермолаича на скамейке за работой.
Дрынов пошел к дому старика, открыл дверь и увидел, что тот лежит на полу, лицом вниз, а буквально полчерепа у него снесено садовой тяпкой, которая валялась тут же. И Викентий Львович тотчас же поспешил к Громыхайлову.
– Это Гришка, маньяк, – повторял Петр, размахивая зачем-то своим пистолетом. – Уж попадется он мне – пристрелю, как бешеного пса. Без суда и следствия. – Он вдруг остановился. – А кому вы копали могилу?
– У нас друг умер – сердечный приступ, – отозвался Марков.
– Вот горе! – вздохнул полицейский. – Прямо одна беда за другой. Ну, вот мы и пришли…
Возле дверей неказистого домика стоял сам Дрынов, бледнее обычного, а рядом с ним, спиной к нам, – доктор Мендлев. Увидев нас, они расступились.
– Смерть наступила мгновенно, – произнес сельский врач. – Но до этого он, очевидно, увидел своего убийцу и закричал.
Мы вошли в комнату, где лежал труп. Марков тотчас же склонился над ним, перевернул на спину, осматривая лицо. Все мы сгрудились возле него.
– Отойдите! – прикрикнул на нас Егор. – Вы же загораживаете свет. Кто к нему прикасался?
– Только я, – ответил доктор.
– Странно, – произнес Марков как-то разочарованно. – Я был уверен, что это работа маньяка. – Он прошелся по комнате, лениво осматривая вещи, а мы не спускали с него глаз.
– Кто же, если не маньяк? – сердито произнес Громыхайлов. – Ясно, что Гришка.
– Да Гришка здесь ни при чем, – отмахнулся Егор и взглянул на меня. Конечно, подумал я, раз тот всю ночь провел в моем доме. Но наконец-то и Марков убедился, что Григорий говорил нам правду.
– Вот еще что, – добавил Мендлев, протягивая на ладони небольшую ярко-красную, с желтыми вкраплениями бабочку, проколотую булавкой. Рисунок на ее крылышках походил на открытый глаз. – Я удивился, что она была пришпилена к горлу Ермолаича. Я совершенно непроизвольно снял ее с кожи. Вы не ее ищете?
– Ее, ее, голубушку! – обрадовался Марков. Он достал из кармана свой заветный спичечный коробок и вытащил оттуда еще две точно такие же бабочки с булавками. Потом убрал их обратно, добавив к ним новую, третью, их подружку. И наконец-то решил изъясниться: – Ну, вот. Три совершенно разных убийства, но три одинаковых улики на трупах. Ясно, что маньяк специально оставляет свою метку. Еще когда я осматривал тело той девочки, Алевтины, меня поразила эта находка. Я так и понял, что бабочка появилась на ее шее неспроста. Потом женщина – и тот же знак. Теперь здесь. Помните фильм «Молчание ягнят»? Я его часто пересматриваю, там играет моя любимая Джоди Фостер, кстати, чем-то похожая на твою Милену. Так вот. Там маньяк так же оставлял в горле своих жертв метки – личинки жуков. А это, между прочим, распространенная практика всех маньяков. Метки могут быть различными, но это как фирменный знак убийц-психопатов. Они без этого не могут. Вот почему я искал тех, кто когда-то коллекционировал бабочек.
– Ну… сыскарь! – восхищенно произнес Громыхайлов, выслушав вместе с нами лекцию Маркова и не спуская с оратора восторженного взгляда. – Прямо Эркюль Пуаро какой-то!
– Ты мне льстишь, Петя, к тому же я не люблю бельгийскую капусту, – скромно ответил мой друг и продолжил: – Итак, мы теперь знаем, что он одинокий любитель бабочек, но где его искать?
– Кстати, эта бабочка водится только на болоте, – подсказал доктор. – И называется она по-здешнему – «Летучий глаз». Местные жители их боятся, поскольку верят, что на болоте стая этих бабочек способна облепить все лицо человека и тот, не видя ничего вокруг, упадет в трясину. Не знаю, правда ли это?
– Правда, – подтвердил Громыхайлов. – Я сам как-то собирал на болоте клюкву и еле отмахался от них. Приставучие, заразы.
– А где Дрынов? – спросил вдруг я. Он как-то незаметно исчез. И я вспомнил ту сцену, когда мы встретили его на полянке возле болота. Ведь он тоже большой любитель бабочек, коллекционер, сам признался…
Глава 14. Лернейская гидра очнулась
Когда мы возвращались домой, я рассказал Маркову о своих подозрениях. Лично я теперь не сомневался в том, что Дрынов и есть тот маньяк, которого все ищут. Более того, мне казалось, что именно он и подложил электрические провода на спинку моего стула во время спиритического сеанса. А может быть, и деда убил.
– Не будем рубить сплеча, – отозвался Егор. – То, что он собирает бабочек, еще ничего не доказывает. Конечно, этот заклинатель духов весьма подозрителен. Но… здесь все такие, в кого ни плюнь.
– А тебе не кажется, что мы словно увязли в болоте? Вокруг нас порхает смерть, будто бы та же бабочка «Летучий глаз», а мы ничего не можем поделать. За короткий срок шесть убийств, а что-нибудь изменилось? Такое ощущение, что мы бессильны что-либо предпринять.
– Почему же? В любом деле объективно существует процесс накопления кинетической энергии. Рано или поздно эта энергия должна выплеснуться через край. Либо взорваться. И вот тогда все встанет на свои места.
– Ждать новых убийств?
– Я не имею права кого-нибудь арестовать или задержать. У меня нет таких полномочий. Даже допросить никого не могу.
– Можешь, Егор. В экстремальных ситуациях действуют иные законы.
– Для меня все это – абстракция. Я реалист, практик.
– Сама жизнь докажет тебе, что ты не прав. И очень скоро.
Говоря это, я и не знал, насколько окажусь прав. А Намцевич тоже оказался искусным пророком: Лернейская гидра очнулась после многотысячелетней спячки и напала на поселок… И самое страшное было в том, что она вселилась в каждого, и каждый теперь словно носил на себе одну из ее ядовитых голов. В поселке стали вспыхивать беспричинные драки, вспоминались старые обиды, сосед шел на соседа. Особенно лютовали те, кто всю жизнь считал себя обиженным или обделенным чем-то. На колонию рыбаков напали мужики с северной окраины поселка, которые издавна копили на них злобу. Стычка между ними разгорелась среди бела дня.
Появились и первые раненые. Один из рыбаков лежал со сломанной рукой, а двое нападавших получили травмы головы. Снова была предпринята попытка «монковцев» захватить церковь. Женщины толпились возле дома зажиточного старосты Горемыжного, требуя продуктов. Часть из них двинулась к особняку Намцевича, но они были быстро разогнаны охранниками, которые выпустили несколько автоматных очередей поверх голов. Полицай Громыхайлов и несколько его добровольных помощников рыскали по всему поселку и его окрестностям в поисках Григория, бесцеремонно врывались в подозрительные дома, где по большей части занимались откровенным грабежом. В довершение всего к вечеру, когда мы находились на панихиде в церкви, отдавая последнюю дань памяти Николаю Комочкову, в Полынье случился первый пожар. Вернее, поджог.
