А затем стволы пушек на турелях полыхнули алым!
У меня перехватило дыхание, и я молча сгреб Алину в объятия: теперь, кажется, уже у нее глаза вылезли на манер Мурзиковых… Что ж, я сделал все, что мог. Помирать – так вместе! Как же не вовремя объявились эти охотники за сокровищами! Если бы хотя б на полчаса позже!
Впрочем, я и сам не мог внятно объяснить, что изменилось бы за полчаса, но, как известно, надежда умирает последней… и галактические флибустьеры, похоже, только что приставили к ее голове пистолет и сделали контрольный выстрел!
Траектории лазеров и гиперскоростных снарядов в вакууме попросту не видны (на Земле путь лазера отмечает разогретый светящийся воздух), но одна из пушек выплюнула сгусток антиматерии, и этот переливчатый шлейф я видел очень хорошо! Он медленно тянулся к нам, как хищное щупальце… Как только он коснется прозрачного купола, вещество и антивещество аннигилируют и в образовавшуюся дыру со свистом выйдет весь имеющийся воздух.
– Алекс, – всхлипнул кот, – ежели я тебя чем обидел, прости меня, грешного, горемычного! Я же не из злорадства ради, а исключительно увеселения сердца для… Эй, эй! Хватит целоваться! Не нужно портить патетику момента! А-а-а!!!
Увы, слов кота я уже почти не слышал.
К губам прижались жаркие, дрожащие, мокрые от слез губы, и это все, что меня волновало в этот момент. Алина всхлипнула и спрятала голову на моей груди, а я крепко-крепко прижал ее к сердцу, словно мои объятия могли ее спасти…
Лишенный моральной поддержки, кот в ужасе закрыл глаза мохнатыми лапами, и потому, кажется, я был единственным, кто видел, что произошло: я и добрый десяток разнокалиберных глаз, высунувшихся из-за косяка (вот в чем плюс глаз на стебельках – работает не хуже перископа!). Ньярлатотеп медленно, даже как-то лениво поднял руку, и…
Спустя минуту Алина недоуменно подняла голову, а кот все-таки разлепил глаза.
– Так мы все еще не в Раю?! – икнул он.
Я зачарованно кивнул головой.
Объяснений не требовалось – достаточно было взглянуть на экран.
Не долетев до него буквально какие-то пяди, висели снаряды: массивные, тяжелые бомбы для поражения из гиперпушек: куски металла, выпущенные на такой скорости, что могли пробить любой корпус. Крохотной, светящейся точкой застыли прямо перед экраном лучи лазеров – кажется, они ионизировали мелкую реголитовую пыль и от того стали видимыми. И даже жуткая амеба антиматерии плавала поблизости, не решаясь приблизиться к пристанищу Древнего Бога.
Кот снова икнул.
Да уж, победить это существо не представлялось возможным – только что мы получили исчерпывающее представление о его подлинной мощи. И хотя для нас спасение от массированного орудийного удара было всего лишь отсрочкой, мы вздохнули с облегчением. Как говорится, бог миловал… Неожиданно мне вспомнилась дурацкая буддийская притча, которую я читал давным-давно, когда увлекался боевыми искусствами. Если ты висишь на ветке, сверху за тобой гонится один тигр, а снизу подстерегает другой и рядом висит кустик земляники, то что ты должен делать?
Правильно, есть землянику…
И теперь эта причта разом обрела смысл.
Я снова прижал к себе Алину. Как бы то ни было, ее пока не отобрали у меня – и быть может, не отберут… кто знает, чем закончится это сражение? Пока вакуум еще не выпил мою кровь, пока вечная космическая мерзлота не заледенила сердце, я буду верить, надеяться и ждать.
Тем временем за нашими спинами, за прозрачным окном разыгрывалась драма.
Это было космическое побоище, ужасающее по своему размаху и эстетике, поскольку древний бог вовсе не хотел уничтожить противника – он хотел поиграть с ним. Никакая космоопера, никакие «Звездные войны» не могли сравниться с тем, что мы сейчас видели… Книги и фильмы не дают того пугающего, замораживающего кровь в жилах эффекта реального участия. Сейчас, стоя на полу этого жутковатого храма, я понимал, что там, за окном, по-настоящему гибнут люди… пусть даже они и не заслуживают лучшей участи.
А Ньярлатотеп играл с ними в кошки-мышки.
На миг я подумал: а что, если Древний Бог обманул и нас – и на самом деле нет никакого Ньярли-младшего, это лишь удобная маска, чтобы подшутить над нами, такими смешными, ничтожными созданиями, абсолютно беспомощными в безлюдных декорациях Вселенной?
Этот мир не для нас, все эти горы, которых ни разу не касался ветер, вершины, на которых лежал неземной лед, равнины, где застывшими барханами катится к горизонту поблескивающая сталь… Что мы делаем тут, зачем? Почему наша раса так стремится расширить границы изведанного? Почему нам не сидится на нашей уютной, теплой планетке? Разве плохо просто пить чай на веранде, наслаждаясь теплыми касаниями бриза, ненавязчивым шепотом ветвей, мерными вздохами седого океана?
Куда мы спешим, торопимся и идем?
А наверху умирали люди.
Короткие вспышки (воздуха в космосе нет, а ведь кислород необходим для горения, а потому корабли сгорают очень быстро – настолько быстро, насколько выжигается их внутренний кислород); Ньярлатотеп шутя отрывал от кораблей дюзы, сминал их в бесформенные кучи металла и перебрасывал, как космические шарики для пинг-понга. Он не издал ни звука, но его золотая маска смеялась.
Один взмах рукой – и на скованной морозом равнине вдруг воздвиглись горы: острые пики пробили брюхо громадного звездного фрегата. Вскоре остался лишь один, последний корабль – небольшой корвет, но, очевидно, командирский. Что ж, не самая глупая стратегия – замаскировать флагман под безобидный маневренный кораблик, который и атаковать-то едва удосужатся…
Несчастный метался туда-сюда над стальной равниной, но не мог вырваться из сетей искусственного притяжения – гравитация, как и все прочее на этой планете, подчинялась древнему Лавкрафтовскому Богу.
Я хотел отвернуться, чтобы не видеть последнего акта этой трагедии, но не смог. Зрелище было чудовищным, но… таково же было и наше ближайшее будущее.
Я заставил себя смотреть.
На золотой маске застыло выражение удовлетворения.
– Нет-нет, – тонко возопили динамики. – Не надо больше! Я сдаюсь! Умоляю!
Маска сардонически изобразила хохот: металлический рот беззвучно открывался и закрывался. Ньярлатотеп поднял руку, и…
Ничего не произошло.
Кораблик как висел себе среди холодных звезд, так и продолжил висеть.
По маске расползлось выражение крайнего удивления.
Ньярлатотеп медленно, остолбенело уставился на свою собственную руку. Пальцы подрагивали, но и не думали сжиматься в кулак. Одно-единственное сжатие – и еще один комок металла рухнет на негостеприимную планету, перемолов в фарш непрошеных захватчиков-гостей.