А куда ж мне деваться-то? Я поспешу, конечно…
— Как полагаешь, мы не вляпаемся в войска Курии?
— Вряд ли. Откуда им знать, где ты находишься и куда собираешься?
— Слушай, если обыватели Ванграма, где зреет новый зев, в курсе корстайской ситуации, значит, и Курия тоже. Не считай их дурнее собственного народа.
— Да, но у Курии сейчас слишком много забот на востоке и юге. Там, видишь ли, началось восстание. В принципе, трудно найти страну или мир, где нет ни единого недовольного политической ситуацией и правящей партией. В Мониле всё то же самое, что и везде — диссидентов хватает. Только, в отличие от привычного нам общества, монильцы — ну прямо очень активные. Прямо в каждой бочке затычка. Я вообще удивляюсь, как они до сих пор жили в мире, если тут хватило небольшого усилия со стороны, чтоб всех перебаламутить.
— Такого уж небольшого?
— Честно говоря, затрудняюсь сказать. Все дела с Кербалом обсуждали Леонид и Дмитрий, ещё иногда Рита, а я был занят. Но всё равно. Разве так уж просто было бы у нас поднять серьёзный мятеж?
— Это на грани глобальной, к примеру, ядерной катастрофы? Думаю, получилось бы — при помощи Вконтакте, Одноклассников, Фейсбуков и что там ещё есть… Ну, и как же мы доберёмся до Ванграма?
— Я думал, ты сможешь открыть прямой проход.
— Не-ет! Только не в Мониле. Помимо возможных проблем со взбунтовавшимся обелиском, который может рвануть от близости портала… Понимаешь, здесь же всё раз и навсегда поделено. С чем бы сравнить-то… Ну, это как из Сибири, по которой можно гулять практически где угодно, например, приехать в Европу и попробовать там понарушать границы частных владений. Какое-то время даже будет получаться — до первого заряда дроби в задницу. Понимаешь?
— Пожалуй… Понял. То есть ты можешь у нас ставить порталы, как тебе заблагорассудится, потому что, по сути, являешься единственным нормальным магом на целый мир?
— Уже не единственным. Жилан дышит мне в спину.
— У тебя преимущество. Эта твоя демоница.
— Иногда — весьма сомнительное преимущество…
— Да ладно… Значит, будем добираться по земле. Только до Ванграма довольно далеко. Надо бы поинтересоваться, согласится ли местное ополчение тебя сопроводить. Хотя бы часть дороги.
— Не часть. Всю. Это они должны для меня сделать. Для меня — и собственных соотечественников.
Я сразу и без церемоний поставил вопрос именно так. Может быть, начни я с вопросительной интонации, собеседники бы замялись, с подлинно крестьянской искусностью принялись бы увиливать — и, в конце концов, умудрились бы так или иначе «откосить». Но мои властность и уверенность лучше, чем аргументы, убеждали обывателей, что они действительно обязаны оказать мне помощь. Так что, когда дормез снарядили в дальний путь, со мной вместе готовились к путешествию тридцать человек. Получилось, что повозка оказалась нужна даже не столько для комфорта, сколько для того, чтоб везти припасы на нас всех.
Путешествие немного пугало. Представлялось, что стоит только выйти за пределы осчастливленной области, как на меня сразу же навалятся злобные враги, отоварят десятком качественных экзорцизмов — и я снова окажусь в чёрной камере, но уже без надежд на избавление. Однако дороги были пустоваты, а те, кто попадался нам по пути, скорее норовил сам спрятаться от чужих глаз, чем пробовать на нас свои силы. Оно и понятно, моих спутников ведь много, и выяснять, бандиты мы или добропорядочные граждане, разумный путешественник не станет.
Впрочем, на границе Когерама, области, которая примыкала к Ванграму, мы распрощались. Дормез и упряжных животных следовало отдать, зато нам достались верховые животные. Пользоваться ими оказалось намного проще, чем лошадьми: монильские скакуны были неприхотливыми. За ними можно было кое-как и лишь время от времени ухаживать, и ели они совсем чуть-чуть, соглашались подкрепляться всякими отбросами, даже упаковочной бумагой не брезговали. В пути животные довольствовались тем, что съедят за ночь по обочинам дороги, безропотно несли на себе людей и вещи, послушно шли туда, куда велено, и почти никогда не болели.
В Когераме меня уже ждали — тоже ополченцы, и тоже перепуганные, нервные, боящиеся всего на свете и одновременно пытающиеся меня поторопить. Странное дело, но их нервозность успокаивала меня: если местные жители так беспокоятся, значит, ситуация сложная, обыватели, видимо, очень и очень заинтересованы в моём участии, то есть не отдадут беглого кейтаха воинам Курии просто так. Ими двигало то же чувство, которое совсем недавно выгнало на улицы практически всё население Корстая и вынудило их активно ввязаться в опасные события, терпеть практически первобытную жизнь без намёка на удобства — и при этом с радостью.
Поэтому ощущение, что пока я почти в безопасности, стало моей опорой.
Теперь больше всего на свете я боялся, что за несколько дней или недель смута перерастёт в гражданскую войну. Пока я не сорганизую сеть из хотя бы шести-восьми источников, серьёзной силой не стану. Конечно, можно перебраться к себе на родину и там на скорую руку сорганизовать систему новых обелисков (которые вообще-то разумнее было бы переименовать в «кристаллы» — по внешнему обличию). Но… жалко Мониль. Правда, жалко.
Жалеть было странно, казалось неестественным, поэтому для самого себя — и отчасти напоказ для аин — я обдумал такой довод, что, мол, помощь Кербала мне нужна как воздух, а он не станет помогать, если его родной мир останется без подмоги.
Как выяснилось, Когерам и Ванграм уже были захвачены беспорядками. Произошло даже несколько столкновений между полицией и обывателями, правда, каких-то очень деликатных на мой взгляд столкновений. Жертв не было, только пара десятков ушибленных — ерунда. Мониль строго соблюдал определённые установленные правила: как я понял из беглых пояснений, пока народ избегает марать себя вопиющими преступлениями вроде повсеместных грабежей и убийств с насилиями, или пока политически активные парни с камнями и палками держатся подальше от государственных учреждений, армия тоже останется в стороне. Воевать с собственным народом правительство имело право лишь в ограниченных случаях.
С моей точки зрения, подход был сомнительный, уязвимый, однако монильская история свидетельствовала, что он вполне пригоден для этого мира и этих людей. Вся загвоздка была в миропонимании и мировосприятии местных жителей. Вот удивительно — они искренне считали, что имеют право публично и коллективно возмущаться лишь в самом крайнем случае. Подчёркнуто не злоупотребляли своими правами, скрупулёзно придерживались правил и законов и категорически требовали, чтоб правительство действовало так же.
