– Значит-таки Бориску на царство?.. Опять по новой… Ну-ну… А сами хотели его судить… Лишить неприкосновенности, по этапу отправить… Вычеркнуть из истории…
Черный покачал головой:
– Вот вы сейчас… все сейчас усретесь, – сказал он. – Усретесь, а потом сдохните, твари. Продали всех…
– Всех!!! – заорал он. – И себя с потрохами!!! Начисто!!! Молитесь!!! Молитесь громче, чтобы Господь вас услышал! Я смерть ваша!..
– Это ты сейчас сдохнешь, идиот! – сказал голос из рации. – Вас сейчас на подлете ПВО нахер собьет всех, не понимаешь? Поворачивай назад, пока не поздно! Гарантируем тебе…
Черный захохотал. Захохотал так, что микрофон в его руках зафонил.
– Гарантируешь?! – спросил он у радиоэфира. – Молись! Все молитесь! И смотрите в небо! Когда люди узнают о том, что вы сделали, они вашими головами все заборы вокруг Кремля утыкают, а погоны ваши генеральские будут торчать из ваших поганых ртов! Вот что вам я гарантирую, понятно? А тебе, сука, я при свидетелях обещаю, что все твои ордена, полученные за жополизание, я лично прибью гвоздями к твоему лбу, понял?
– Ты! – голос из радио задыхался от ярости. – Да ты…
– Конец связи, – сказал Черный. – И тебе конец.
Генерал нажал кнопку «отбой».
Пилоты и несколько офицеров смотрели на него.
Кровник, стоящий за его спиной, не видел генеральского лица и не пытался рассмотреть.
Он смотрел вперед, в большой стеклянный нос самолета. Он видел десятки мерцающих искр прямо по курсу. Десятки огоньков, мчащихся в одной с самолетом скоростью, справа и слева по борту. Десятки воздушных судов, окружающих небесный крейсер адмирала Черного.
Кровник видел неподвижные звезды в небе. Многомоторную переливающуюся проблесковыми маячками тучу, клином летящую в ночи. Редкие бусины огней где-то далеко внизу.
Низкий гул двигателей, заполняющий собой все. Казалось, он становится громче с каждой секундой.
– Сколько до Москвы? – спросил вдруг Черный у командира корабля.
– Пять минут.
– До Москвы? – Кровник прокашлялся. – До Москвы?
– Дай мне общую частоту… – Черный не обращал на него внимания.
Пилот защелкал тумблерами.
– Эй! – Кровник притронулся к генеральскому плечу. Тот и ухом не повел.
– Бойцы, – сказал он в микрофон. – Слушай мою команду. Готовность пять минут.
– Внимание! – тут же услышал Кровник где-то у себя за спиной, за перегородкой вибрирующий от волнения мальчишеский голос. – Готовность пять минут! Проверить оружие и снаряжение! Командирам подойти для получения инструкций и…
– Эй! – сказал Кровник в бритый мощный затылок. – Ты че творишь?!
Генерал Черный обернулся. Сначала повернул щеку и глянул через плечо. Потом развернулся всем телом – тяжело, как танк.
– Ты че творишь? – повторил Кровник, – Ты…
– Не твое, – сказал Черный, – собачье дело. Твое собачье дело охранять. Вот иди и охраняй.
– Да ты же на смерть всех ведешь! Там же тройное кольцо ПВО, Батя… Они же сто пудов уже приказ получили и…
– Пффф! – генерал покачал головой. – Батя!.. Какой я тебе Батя? Тот, кому я Батя, все давно в могилах, все в матери сырой земле лежат. И я там давно одной ногой…
Он посмотрел на свой японский протез, закончил медленно:
– И рукой…
– Ты же всех этих пацанов на смерть верную…
– А кроме нее, родимой, никого верней и не осталось, – Черный смотрел на него. – Все предали. Думали, что все у меня отобрали… Друг был, кореш лепший, так и тот жену увел… А мое все при мне оказалось. Все при мне… Смерть моя со мной. И жена моя со мной… Марина… Счастливый я, получается…
Кровник сжал правый кулак.
– Стоит вот сейчас у тебя за плечом, на тебя, дурака, смотрит и хочет, чтобы ты ушел.
– Иди, – сказал генерал.
Кровник обернулся. Так резко, что хрустнуло в шее.
– Иди, – повторил Черный и заорал:
– Быстро!!! Нашел себе и девочке парашют, тормоз!!! И приготовился к десантированию!!!
Кровник моргнул. Еще раз.
Генерал поднял микрофон к лицу:
– Пришла тьма! – сказал он. – И где-то там – на той половине, мое время тоже пришло! Вы все понимаете, пусть вы втрое младше меня. Вы ленивые, но не глупые и вам кажется, что Нелюдь стоит за вашим плечом? Зря! Не за плечом! Нелюдь в каждом из нас! Вырывает рычаги из рук! Плюет в лицо старику, насилует ребенка, и каждый такой раз, когда кто-то из нас убивает брата или продает сестру – мы все вместе становимся еще на чуточку Нелюдем. Каждый из нас становится. Одним большим Нелюдем. Мы сами подкармливаем его. Своего прожорливого Нелюдя. Собой! Пусть я зазеваюсь и буду настолько глуп, что дам ему сожрать себя! Но не вас! Вас – не дам! Я даже рад, что вы так рано повзрослели, что вы уже не дети! Только такие Недети смогут противостоять этому Нелюдю. Вам повезло жить в такое время – вы своими глазами увидите Конец Света!!!
Первым кого Кровник увидел, вернувшись в салон – перепуганные игнатовские шлюхи, сбившиеся в кучку. Одна из них – Снежана – что-то сбивчиво пыталась объяснить прапорщику Дынге, затягивающему на себе ремни парашюта. Смуглый Дынга хмурился (отчего казался еще смуглее) и молчал. Слов Снежаны Кровник разобрать не мог. Он слышал повизгивающие нотки в ее голосе. Видел, как она стала хватать Дынгу руками. Видел, как тот отпихнул ее от себя и пошел к стоящим у левого борта казачкам. Казачки, уже выстроившиеся попарно, задрав головы к динамикам, слушали голос генерала:
– Не бойтесь смерти! – голос Черного, казалось, доносился из каждого угла. – Не ее надо бояться, а ее отсутствия! Не будь Страха перед Смертью – человечество никогда не познало бы то, что познало! Мы – Люди! Бессмертие – это не наше. Нам это никогда не принесет счастья!
Кровник нагнал Дынгу в три прыжка.
– Где парашюты взять, братишка? – спросил он, стараясь идти с бессарабским прапором шаг в шаг.
– Нигде, – Дынга, не останавливаясь, мазнул по нему взглядом.
– Я не хочу, чтобы вы достались им на корм. Ваша задача – ЖИТЬ! Приземлиться там внизу и остаться живыми! Но если тебе суждено погибнуть в бою – ты прольешь кровь за свой народ! Я ухожу сегодня туда – в страну, где все все забудут и станут другими. И даже если нам суждено Там встретиться – мы не узнаем друг друга. Там вам всем будет все равно, как вы погибли, потому что вы никогда и не вспомните, что когда-то жили! Вам будет все равно, что о вас говорят! Но не будет все равно тем из вас, кто останется в живых! Обещаю – они, эти оставшиеся в живых – в минуты отчаяния будут вспоминать эту ночь и думать: зря я не погиб тогда вместе со всеми! Они будут плакать. А это так важно – знать, что вспоминая о тебе, кто-то будет плакать. Ты погибаешь ради них. Они будут нести память о тебе. И когда умрет последний знавший о самом последнем из вас, когда высохнет самая последняя слеза, пролитая по вам – тогда перестанет быть важным самое главное: выиграли мы тогда или проиграли!!! Но сегодня, здесь и сейчас…
