— Надежно, — одобрительно пробормотал Верховный, переступая порог.
Их встретили тишина и запах, тот самый больничный, который сопровождает практически любое помещение госпиталя.
— Здравия желаем, товарищ Верховный…, — пациенты практически синхронно дернулись, намереваясь вытянуться в струнку, но были остановлены взмахом руки.
В палате вновь установилась тишина, нарушать которую никто из присутствующих не хотел. Все ждали, что скажет Сам…
— Как себя чувствуем товарищи, — негромко спросил он, подходя ближе к кроватям. — Справляетесь с пилюлями?
Всех после этого словно прорвало.
— Хорошо, хорошо, товарищ Верховный Главнокомандующий, — в унисон ответили пациенты. — Кормят, ухаживают.
Чувствовалось, что Сталин был доволен. «Значит, это не был яд, — размышлял он, наблюдал он за суетившимися врачами. — Неужели все это правда? — то чувство бесконечного удивления, крепко замешанное на обыденном понимании мира, уже прошло и на его смену вернулся уже ставший привычным скептицизм и недоверие. — Неужели это действительно может существовать? Говорящие деревья… Бог ты мой!». Бывший семинарист, мать которого была глубоко верующим человеком, впервые за много лет вспомнил о Боге.
— … Обратите внимание, товарищ Сталин, у них на порядок возросла мускульная сила, — профессор закатал рукав у одного из пациентов, демонстрирую обычную руку с немного увеличенными лимфатическим узлами. — Кисть демонстрирует усилие почти в 300 кг! Это почти в 5 раз выше, чем у среднестатистического человека! Поразительно…
Короткие пальцы практически без всяких усилие сгибали длинные гвозди, потом небольшие металлические прутки. При каждом прилагаемом движении рука с закатанным рукавом на доли секунды покрывалась синей сеткой хаотичных линий. «Что же это такое? — Сталин для себя ни как не мог решить, как к этому всему относиться. — А если дрянь какая-то, болезнь? — в его голове прокручивалась информация о новейших разработках в области химического оружия, которое могло сделать с человеком и не такое. — Если нас хотят чем-то заразить? Можно ли им доверять?».
— Эта сеть чрезвычайно напоминает лини капилляров, через которые при напряжении начинает проходить больший объем крови, — Вишневский с некоторым благоговением касался напряженной руки пациента, отмечая синие лини. — Но в нашем случае они являются транспортными артериями для крови… Товарищ Сталин, по ним идет не кровь.
Верховный на мгновение выпал из задумчивости и ухватил последнюю фразу.
— Это не кровь? — удивился он, пристально следя за манипуляциями больного. — Что же это такое? Что там, по вашему? Вода что-ли?
Второй пациент в это время разделся до трусов и стал медленно приседать. Невысокий жилистый парень в черных трусах сразу же приковал к себе внимание.
— Они покрывают все тело, — Вишневский, уловив заинтересованность собравшихся, переключил внимание не него. — И ведут себя аналогичным образом.
Медленные и четкие движения заставляли мышцы попеременно то напрягаться, то расслабляться, что в свою очередь меняло расположение сетки. Синие линии на мгновение появлялись и окутывали напряженные участки плоти и сразу же исчезали, словно погружаясь в пучину океана. Пациент был похож на огромного хамелеона, который ни как не мог приспособиться к окружающим его предметам.
— … Мы применяли хирургическое вмешательство, чтобы понять природы данных линий, но это оказалось трудной задачей, — профессор продолжал что-то рассказывать. — Нам было очень сложно локализовать их. Участок определенной мышцы нужно было держать в постоянном напряжении, что не всегда давало ожидаемый результат…
— Товарищ Вишневский, профессор, — вдруг Сталин повернулся к нему. — Я думаю, что изложу общее мнение, если дам высокую оценку вашей работе, — негромкий голос заставил остальных подобраться и внимательно вслушиваться в дальнейший разговор. — Вы подробно изложите все эти подробности на бумаге, и мы внимательно их изучим. Вы нам лучше ответьте на такой вопрос, а как это… гм… явление отражается на поведение бойцов?
В глазах врача мелькнуло понимание и в его руках словно по волшебству появились какие-то записи.
— Товарищ Сталин, мы кое-что успели до вашего приезда проверить и я все указал вот здесь, — он протянул листки небольшого размера с мелким почти бисерным почерком. — Вы спрашиваете, адекватно ли они оценивают действительность после введение этого без сомнения удивительно препарата? Отвечу вам без всякого сомнения, бойцы совершенно вменяемы и более того демонстрируют высокую степень уравновешенности и адаптации к различным стрессовым ситуациям… Они спокойно переносят боль. Сейчас я продемонстрирую…
На глазах у замерших гостей помощник профессора взял скальпель и медленно сделал несколько надрезов на руке врача. Из достаточно глубоких ранок выступила кровь.
— Почти не чувствую, товарищ Верховный Главнокомандующий, — спокойно проговорил подопытной, наблюдая за манипуляциями врача, зашивавшего рану нитками. — Щекотно только немного.
Сталин смотрел на него и нахмурился. Его вдруг неприятно поразила, только что пришедшая ему на ум мысль. «Они ли это? Остались ли они теми, кем были до этой чертовой процедуры… Внешне люди, а внутренне кто? Остались ли они нашими? Вдруг это уже враги».
— Давайте отойдем, Александр Александрович, в сторону, — стоявший рядом с ним охранник забеспокоился, почувствовав напряжение в голосе Верховного. — Не будем мешать экспериментам.
Они отошли в дальний угол палаты, оказавшейся на удивление просторной.
— Товарищ Вишевский, а не могли ли эти желуди на них как-нибудь отрицательно повлиять? Как вы думаете? — лицо врача сначала застыло в недоумении. — Поставим вопрос иначе… Остались ли они преданы Партии и Правительству Советского Союза, товарищ Вишневский?
— Я…, я не совсем понимаю, товарищ Сталин, — профессор не сразу сообразил про что его спрашивают. — Вы имеете ввиду, повлияло ли это на их лояльность… Товарищ Сталин, их поведенческие реакции никак не изменились. За ними ведется тщательное наблюдение и любые изменения фиксируются… Ничего из ряда вон выходящего мы не наблюдали. Они демонстрировали совершенно обычное поведение. Разговаривали, шутили… Вон заигрывали с медсестрой… Конечно, здесь нужно заключение квалифицированного психиатра, но я уверен, что эти новообразования не коснулись мозга и, в первую очередь, отразились на внешнем состоянии пациентов…
Вдруг рядом с ними раздалось негромкое, но настойчивое покашливание. Кто-то определенно привлекал их внимание, что было уже само по себе необычно.
— Это вы? — чуть не воскликнул Вишневский, едва бросил взгляд в сторону нового собеседника. — Вы… Что вам здесь надо, Костромской?
Сталин, удивленный столь яростной реакцией всегда невозмутимого врача, повернулся направо и увидел невысокого мужчину в белом халате с огромной копной непослушных волос на голове.
— Я дико извиняюсь, — чуть картавя, проговорил тот, увидев, что на него обратили внимание. — Как честный советский гражданин, я не мог не вмешаться в ваш разговор, услышав, как вы говорите не совсем правду дорогому Иосифу Виссарионовичу…
Профессор просто остолбенел. На его лице застыли дико выпученные глаза, искривленный в немом крике рот… Это была статуя несправедливо оскорбленного Зевса, который только что подарил людям жизнь…
— Я… лгу? Да ты… деревенский неуч…, идеалистический выкормыш…, — Вишневский с трудом подбирал слова, пытаясь как-то выразить обуревавшие его чувства. — Бездарь! Как у тебя только язык поворачивается такое говорить, — он уже практически забыл о своем прежнем собеседнике.
— Не надо говорить так много плохим и неправильных слов, уважаемый профессор, — мягким успокаивающим голосом говорил Костромской. — Я должен представиться… Я Костромской Аристофан Митрофанович, бывший учитель уездной земской гимназии и тоже имею что сказать по этому вопросу.
— Товарищ Сталин, — негромко проговорил ему в ухо, быстро среагировавший нарком. — Он тоже привлекался наркоматом для изучения старого образца. С нами сотрудничает довольно давно… И он знахарь…, — слово «знахарь» нарком почему-то произнес с ярко выраженным акцентом, от чего оно приобрело какой-то негативный оттенок. — К нему ходят и многие из наших, товарищ Сталин…, — последней фразой нарком дал понять, что фигура этого человека с внешностью чистокровного одесского еврея не так однозначна, как кажется на первый взгляд.
— Значит, товарищ Костромской, вы не согласны с товарищем Вишневским? — спросил Сталин, из под прищуренных бровей рассматривая нового собеседника. — И что же вы думаете по интересующему нас вопросу?
Тот немного помялся, не зная куда пристроить свои несуразно длинные руки. Его крупные пальцы то прятались в карманы халата, то норовили сцепиться в замок.
