лапы так, чтобы выломать башню вместе со стрелявшими пулеметами, продолжавшими безрезультатно беспокоить её брюхо. Приглушённый хлопок внутри твари заставил её вздрогнуть и распрямиться вверх как струну, вознося лапы к солнцу, а из раскрывшейся пасти хлынул фонтан крови в пересмешку с останками внутренностей. Через несколько секунд, прекратив фонтанировать, тело элитника, картинно растопырив лапы звездочкой, упало на спину, распластавшись возле БТРа, который еще некоторое время продолжал грохотать пулеметами. Тело твари слегка продолжало конвульсировать и изливать остатки своего содержимого через пасть.
Матерый рубер по правому флангу, выбравший себе целью уничтожение внедорожника и стоявших перед ним рейдеров, в затяжном прыжке отбросил все свои конечности, как будто взлетающий космический корабль отработанные разгонные ступени, после чего юзом прокатился почти до стоявших перед ним людей, завалившись набок, демонстрируя огромное выходное отверстие вместо глаза и снесенную верхушку спорового мешка. Рейдеры и пулеметчик на внедорожнике еще продолжали вести по нему огонь, но уже перешли с непрерывного зажима на короткие очереди.
Одновременно с падением первого рубера, на пузо элитника упала часть челюсти второго, а за ней и он сам свалился с грузовика. Тварь крутилась, издавая рев с булькающими звуками, заливая все вокруг кровавой кашей, при этом дико махая лапами и крутясь вокруг себя. Конец этого странного танца поставил пулемётчик бронемашины, опустивший стволы и выдавший по твари очередь на остаток ленты, даже несмотря на то, что не дальше, чем в десяти метрах стоял Дикий и вальяжно продолжал курить сигару. Пулеметчик видел его через прицел, но не предавал этому никакого значения до тех пор, пока оба пулемета не прекратили извергать из себя огонь.
Звук боя почти разом стих, лишь отдельные выстрелы продолжали звучать отголосками хаоса, да снайперы вели точечный огонь по целям, которых не было видно со стороны колонны бронетехники. Многие поняли, что все твари разом самоликвидировались, но продолжали озираться в поисках других, пока не остановили свои взгляды на стоявшем в странной позе рейдере и вальяжно потягивавшим сигару несмотря на то, что он почти весь был облит внутренностями тварей.
— Что мать вашу за херня, — раздался крик из рации, который докатился до Дикого сразу с нескольких сторон, одновременно раздавшись в почти полной тишине.
— Крупных больше не чувствую, — чуть замешкавшись ответил один из сенсов.
— А что с элиткой? он ушёл? — поинтересовался голос другого сенса, также достигший ушей Дикого с нескольких сторон, он предположил, что в момент отмены тишины, все выкрутили свои приемники на максимум, чтобы не пропустить команд старших, но сейчас это давало странный стереофонический эффект.
Дикий снял с пояса свою радиостанцию, вытащил наушник из уха, поднес её к лицу и нажав тангуту сказал в эфир:
— Элитник ушел, — немного помедлив добавил, — ушел в мир иной, как и все твари, что нападали в авангарде.
— Кто говорит? — раздался резкий и отрывистый голос в ответ на его заявление.
— Дикий говорит, — представился он.
В этот момент он резко вспомнил про Шустряка и его предупреждение об откате, начав осматриваться вокруг и почти сразу заметил, как тот валялся навзничь в пяти метрах позади него. Дикий отреагировал мгновенно, подбежав он прощупал пульс и не с первого раза смог его ощутить, тот был медленным и очень слабым, складывалось такое ощущение, что вот-вот и он оборвется.
— Дикий Шатуну, срочно знахаря, — он запнулся, — всех знахарей на место боя, очень срочно!
Ответа ему не последовало, а почти мгновенно рядом с ним материализовался огромный кваз, с внушительным пулеметом в руках, следом из здания выбежал призрак самого Шатуна, мгновенно ставший им. Склонившись, Дикий принялся вливать в горло Шустряка живец из своей фляги и даже не понял, как вокруг него уже собралось куча народу. Не успел он влить и половину фляги, проливая почти все мимо, так как пациент был не в состоянии глотать, как его оттеснил знахарь, перехватив флягу у него из рук. Встав, Дикий отошел назад, сказав в пол голоса «У него откат», так как уже два лекаря находились возле Шустряка и он больше ничем не мог ему помочь.
— Пояснишь? — раздался вопрос со спины Дикого и повернувшись он увидел стоявшего рядом Шатуна.
— Да, — ответил он, но оглядевшись с опаской на толпу рейдеров, которая подтягивалась к месту событий, и добавил, — только отойдём в сторонку.
Первый проблеск сознания не принес никаких ощущений кроме тяжести, ни боли, ни других ощущений своего тела или звуков, лишь давление, сковывающее со всех сторон, и тьма. Мысли? Ощущения? Кто я? Нет никаких ответов и только тьма, абсолютная и непроницаемая тьма, почему-то показавшаяся такой знакомой, как будто я уже видел, нет уже чествовал, нет даже скорее всего я уже был в этой тьме, но сейчас я как бы и есть сама тьма, я как бы растворён в ней, и время тоже растворено в ней…
Где-то далеко, в глубине меня прошла волна, хотя скорее всего рябь чего-то тёплого и приятного. Я тут же устремился к этому ощущению, но не достиг его и снова лишь тьма, ни мыслей, ни сознания, ни ощущения, только тьма. Время длилось бесконечно долго и оценить даже наличие его хода было невозможно, из-за отсутствия мыслей и каких-либо других изменений в бесконечной тьме.
Снова где-то рябь и я устремляюсь к ней, чувствуя что-то приятное, но не могу понять где оно и достигнуть этого своего стремления, но мысль о том, что нужно ждать еще становится основной, вознаграждая меня новой рябью. Уже поняв, что стремится некуда и это теплое колебание просто колышет тьму вокруг, я стал ждать следующего момента, каждого момента, любого этого проявления, не понимая, когда и через сколько оно произойдет, а самое главное желал, чтобы оно длилось вечно.
Вскоре осознание себя стало четким, я тьма, и что-то во мне колышется, разливаясь теплым и приятным ощущением, но что я? Вопрос самого существования уже не стоял и даже мысли стали более разнообразными, но понимание себя так и не приходило. Рябь тепла постепенно становилась постоянной и начали случаться волны, которые накатывали на меня высвобождая из окружающего давления, делая меня бесконечным, но быстро спадая, я опять заточался в давление и лишь рябь тепла давала надежду на следующую волну.
После очередной волны на мгновенье все вокруг меня приобрело смысл, раскрасилось множеством цветов и непонятных образов, но схлынув она заставила блекнуть их постепенно растворившись в моей тьме. И снова все повторилось, сделав все еще ярче и отчётливее, но по-прежнему неумолимо растворяясь во
