хоть как-то помочь мне, все мы крепки задним умом. Так что я, как следует выматерившись, просто мысленно похлопал себя по плечу и пожелал быть более внимательным, а не сидеть, как желторотый птенец, щелкая клювом во все стороны.
Теперь-то уже я понял, что рано обрадовался, и что Хан был вовсе не корнем моих бед, а только лишь одним из исполнителей. Как-то рановато я замечтался о спокойной жизни…
Еще я выяснил что хитрый Царёв получил на меня заказ буквально в тот же день, когда я имел неосторожность засветиться у ведомственного бюро судебно-медицинской экспертизы возле Свиридова. Хоть ему и не сообщили причину, по которой хотят меня укокошить, но я прекрасно уже понял и сам. Потому что… барабанная дробь! К этому старому прохиндею неоднократно ходил на рандеву АНДРЕЕВ! Тот самый ублюдок, что напросился ко мне на встречу в «Надежде», и который, только вдумайтесь, представился своим настоящим именем и званием. Похоже, что он тогда меня уже заочно посчитал покойником, и не особо парился по поводу раскрытия своей личности.
Именно эта фээсбэшная мразь и передала Десятке заказ на меня, да еще и неоднократно осведомляясь, почему же я до сих пор жив. Вместе с этим Хану было отдельно обещано, что мое убийство никого особенно не огорчит, так что особо рьяно его расследовать не будут. Однако старый бандит был слишком осторожен, и не поверил безоговорочно в такие сладкие обещания, иначе зачем было бы ФСБ его перепоручать? Он заподозрил неладное и стал активно собирать обо мне любую информацию, до которой только мог дотянуться. И тут, какая удача, начинают всплывать статьи в СМИ о моем конфликте со шпаной Штыря, после чего Хан принимает оптимальное и элегантное решение — отдать меня Игнату Альбертовичу под видом заботы о его, штырёвской, репутации.
В случае же если моя смерть все же всколыхнет органы, Царев планировал беззастенчиво перевести все стрелки на Штыря и бросить его под каток правосудия. В дальнейшем бы тот, скорее всего бы скончался в СИЗО при странных обстоятельствах, чтобы ненароком не сдал Хана, но это еще не было окончательно решено. По крайней мере, связей и возможностей для такого фокуса у лидера Золотой Десятки было предостаточно.
Основным опасением Царёва было то, что сумма за мою голову назначена настолько подозрительно большой, будто бы ее и не собирались платить по итогам работы. Так что он подстраховался, без малейших колебаний бросив на амбразуру своего мстительного собрата по цеху, который с напором бешеного носорога кинулся мне мстить, не считаясь вообще ни с чем. А если того вдруг упекут на зону, то Хан бы очень жестко спросил с тех, кто пытался его надуть, и начал бы он спрашивать с Андреева. Не то чтоб у авторитета было достаточно сил для войны с ФСБ, вовсе нет. В открытом противостоянии федералы его бы просто затоптали, так что криминальный босс планировал действовать иначе, создавая резонанс вокруг моей гибели. Для этого у него вполне хватало информации, и это вполне могло бы пошатнуть, а то и вовсе выдернуть из под задниц некоторых больших начальников их пригретые кресла.
Однако, как бы оно там в дальнейшем не повернулось, преступный лидер имел запасные планы действий на практически любой исход событий, и по итогу каждого из этих планов он оставался в выигрыше.
Но все пошло вопреки его задумкам уже с самого начала. Несмотря на удачное похищение, убить меня не получилось. А последовавшая за этим расправа Борова над своим боссом и его дальнейшее демонстративное самоубийство навели такой шухер в кулуарах преступного сообщества, что Царёв стал меня считать чуть ли не гипнотизёром. Лишних подозрений в этом добавил еще тот тройной суицид, который я приказал совершить умерщвленным преступникам, из тех, кто приходил за моей головой на конспирационные квартиры.
Матерь божья! И почему же я не подумал о том, как это все будет смотреться в глазах тех, кто на меня покушался? От мысли о том, насколько близко авторитет подобрался к разгадке моей тайны, стало даже как-то не по себе. Хан вообще оказался не дураком, и удивительно точно связал оба этих эпизода — Борова и троицу смертников. Более того, он даже запретил своим людям даже контактировать со мной, опасаясь, что кто-нибудь из его ближников также пустит ему пулю в собственном кабинете после общения с одним скромным медиумом. Но желание заполучить завод на Дальнем Востоке оказалось так в нем сильно, что он, скрепя сердце, оставил меня в живых до поры до времени.
Я просто весь кипел от злобы и искренне радовался только тому, что своими мыслями он ни с кем особо не делился, опасаясь прослыть трусом или выжившим из ума стариком. Так что я очень вовремя оборвал его бренное существование, и его подозрения и догадки на мой счет умерли вместе с ним.
Ну и, конечно же, от затеи избавиться от меня он окончательно так и не отказался. Его план был прост и незамысловат — выставлять меня в поединках до тех пор, пока я не выдохнусь. А потом, под предлогом того, что меня отвезут к Алине, вывезти и грохнуть в лесу, потому что с его точки зрения я был слишком уж опасной и таинственной фигурой. И ему было уже плевать, какая буча там поднимется вместе с моим исчезновением, главное было просто от меня избавиться.
Вот же лживая скотина! Как хорошо, что я не поверил ни единому слову в этом «радушном» предложении и не принял правила игры, которые он мне навязывал.
Однако самый главный вопрос этого вечера, ради которого я вообще ввязался в эту авантюру, так и остался без ответа. Седой хорёк явно опасался оказаться со мной один на один, и осознавал, что если такое случится, утаить от меня он ничего не сможет, так что распорядился перепрятать Алину так, чтоб даже он не знал, где она. Зато об этом знал некий Гриша по прозвищу Градус, его верный помощник и подчиненный. И Хан, в принципе, мог вызвать его в любое время и в любое место…
* * *
Лежащий труп, с развороченным пистолетной пулей лбом, внезапно распахнул глаза. Вокруг был полумрак, пахло порохом, и слышались сдавленные стоны и ругань. Только что в этом зале была ожесточенная стрельба, десятки бойцов
