— А теперь вроде как старые друзья… Или вроде того. — Рыбин в полрта улыбнулся, словно бы показывая, что слово «друзья» для него ну практически ничего не значит.
«Кто бы мне сказал десять лет назад, что я буду числить в друганах представителя Организации! И не какого-то рядового, а крупного босса! Сволочь из сволочей! Убийцу из убийц! Упыря из упырей! Душителя свобод, гнобителя сталкеров и многое прочее. Смешно», — подумал я, но, конечно, промолчал.
— В общем, деньги на счет тебе перевести, так? — уточнил Рыбин, пряча винчестер в неброском кожаном портфеле под цвет туфель.
— Ага, бросай. Там разберемся, — вальяжно махнул рукой я. Мол, доверяю старому партнеру.
На самом деле я ему действительно доверял. Потому что не доверять мне было лень.
Однако после сделки Рыбин не заторопился уходить — как, я полагал, он непременно сделает.
Не брезгуя кухней сталкерской забегаловки, он подозвал Зиночку-Балду, которая третий день сияла свежим фингалом под глазом, заказал себе поесть и выпить.
Рыбин явно собирался задержаться в «Лейке» на ближайшие полтора часа. Я, однако, скрыл свое удивление. На всякий случай.
Тем временем на мобильник позвонил Тополь. Интересовался, можно ли ему присоединиться к нашему застолью. Рыбин не возражал.
А я — так просто был в восторге! Не видел его целые сутки, а это страшно долго по нашим меркам! И потом, лучше бухать с Тополем и Рыбиным, чем просто с Рыбиным. От ихних фээсбэшных шуточек через полчаса челюсти сводит, а в голове начинают роиться однообразные мысли: «Куда катится Россия, если ею управляют люди, начисто лишенные чувства юмора?»
Тем временем со сцены зазвучали уже знакомые мне слова:
Ландыши, ландыши,
Сталкеру Вове приве-ет!
Ландыши, ландыши,
Белый букет!
И Рыбин, повернувшись ко мне (раньше-то он пялился на певицу Мышку), одобрительно оскалился.
— Это про тебя, что ли, Комбат? — подмигнув, спросил он.
— Понятия не имею, — соврал я. — Я с ней плохо знаком!
Рыбин был явно обнадежен моими словами про непричастность к Мышке.
— А она симпатичная, — как-то очень по-хозяйски заметил он. — И декольте у нее такое, ну… грамотное. И чулочки эти… Сексуально!
— Ну, как по мне, так на любителя, — вяло отозвался я.
По Рыбину было сразу видно, что в заведения вроде «Лейки» его заносит нечасто. Иначе ни чулочками, ни торчащими над корсетом сиськами, ни прочими простецкими вокзальными трюками его было бы не пронять.
А дальше много чего было.
Явился гуляка Тополь. Уже навеселе и в надетой шиворот-навыворот рубахе.
Рыбин послал Мышке бутылку шампанского «Кристалл».
Мышка подумала, что бутылка от меня.
Рыбин выпил три раза по сто виски (не пойму, почему люди из Организации так привязаны именно к виски, а не, например, к коньяку?) и пошел танцевать «ча-ча-ча» в надежде покорить сердце Мышки.
Через пятнадцать минут чем-то рассерженная Мышка подошла к нашему столику и дала мне звонкую пощечину. За что?! До сих пор не пойму.
А Тополю позвонила Атанайя (та самая киевская телка, что до изнеможения поила его энергетиком) и принялась выпиливать Косте мозг явно непонятной ему проблемой…
Щека горела. Рядом зеленел лицом Тополь, в сотый раз повторяющий в трубку фразу «Конечно, я понимаю твои чувства, милая!»
Я окинул бар, где низко стелился тяжелый сигаретный дым, усталым взглядом. Мне было до ужаса тошно и скучно. И я не мог понять причины этой тошноты.
Я закрыл глаза: а вдруг полегчает, если на все это не смотреть? И мне… на самом деле полегчало!
Потому что перед своим мысленным взором я увидел… заплаканное и нежное лицо Лейлы, изысканно прекрасной и ни одной капельки не вульгарной танцовщицы из киевского кабаре «Овация». Лейла смотрела на меня с тоской и надеждой, как смотрела когда-то, когда мы засыпали лишь под утро, тесно-тесно обнявшись.
И вдруг меня осенило по вопросу «Что делать?» Не иначе как из ноосферы пришло!
Я извинился перед своими собутыльниками Тополем и Рыбиным и вышел на крыльцо бара.
На крыльце потрескивал морозец. Минус пять, не меньше. Я зябко поежился в своей футболке с надписью «Шайзе». Близоруко посмотрел в неосвещенную, черно-серую даль, где-то там Периметр…
Потом вытащил из кармана свой мобильный. И вдохнув полной грудью — для храбрости, — набрал номер Лейлы. Я знал, через полчаса у нее обычно начинается выступление, значит, сейчас она как раз в гримерке, надевает браслеты и пояс, застегивает особенный такой лифчик, обшитый золотыми монетками, а значит, мобильник еще не выключила.
Через десять гудков трубку наконец взяли.
— Можно я приеду? — спросил я любимую, пропустив приветствия, объяснения и прочие «как дела?».
— Приезжай, — приветливо ответила она.
Полковник Буянов выбрался из уютных, но душных бронированных недр своей командирской машины на базе старого доброго БТР-50 и с удовольствием вдохнул полной грудью холодный воздух Зоны.
По левую руку от него высились зловещие многоэтажки мертвого города Припять. Южнее из дымки выпирала приметная труба, главный ориентир для ЧАЭС вообще и Четвертого энергоблока в частности.
Впереди, остановившись, но не заглушив двигатели, коптила и фыркала густая цепь боевых машин. Среди них можно было видеть и отечественные БТР-100, и немецкие «Фухсы», и даже крошечные «Визели» — те самые, что проезжают и под столом.
Боевые порядки растянулись от окраин города (куда лезть совершенно не хотелось) через руины завода железобетонных изделий до колхоза, который Буянов уже привык вслед за сталкерами называть «Хиросимой».
Все уровни Зоны, которые войска Анфора оставили у себя в тылу, были уже «причесаны», как выражался подполковник Октябрев, и «оформлены», как говорил майор Филиппов.
Тому способствовали два обстоятельства.
Первое: Выбросов больше не было.
Второе: под видом понтонного парка ППС-2024 в Зону прибыли новейшие установки ПАНАКТ — подавители аномальной активности.
Большинство ПАНАКТов были стационарно развернуты на Речном Кордоне и на немногочисленных сухих пригорках Затона. Но три машины шли сейчас прямо вместе с командирским БТР-50 Буянова.
Выглядели они сюрреалистично. Над мощными четырехосными тягачами были подняты высокие телескопические мачты, формирующие букву П. Под перекладиной П болталась стальная сеть излучателя. В общем, по полю ехали этакие громадные футбольные ворота на колесном шасси.
Комично? Комично. Зато в створе излучения ворот, а излучали они прилично, рассасывались любые аномалии. Это были подлинные убийцы Зоны!
Буянов поднес к глазам бинокль и вперил острый взгляд в Четвертый энергоблок.
По прямой до него оставалось ровно пять километров и полковник был уверен, что теперь эти пять километров очень даже преодолимы.
