Мириам почти с ужасом наблюдала за тем, как Би рассеянно перебирала рисунки и остановилась на последнем – портрете красивой улыбающейся девушки с миндалевидными глазами и необычной высокой прической.
– Как странно, – сказала Би и дотронулась до рисунка, словно проверяя, настоящий ли он. – Ты и его так вот изобразила?
– Как?
– Ты не копировала внешность, руководствовалась внутренним зрением, верно?
– Ну да, наверное.
– Ты раньше тоже так делала?
– Наверное, нет. – Мириам задумалась. – Но я всегда любила рисовать, особенно в детстве и когда было чем. Как-то я расцветила домики для гостей. Все быстро облезло, но несколько месяцев они были такими яркими!
– А почему тут красный?..
– Черный я оставила Року, к тому же мне он не нравится. Что-то не так?
– Не знаю, – ответила Би. – А этот портрет похож на меня?
– Да, кажется, я видела это. – Мириам смутилась. – Все так глупо! Мне приснился сон, в котором ты была в длинном платье, таком, знаешь, красном с черным рисунком.
Пальцы Мириам словно сами собой ухватились за мелок, выводя узор рядом с портретом. Би наклонилась над столом и тихо вздохнула.
– Что?
– А когда тебе это приснилось?
– Давно. Кажется, еще до того, как мы приехали в город. Да, точно. Помнишь, мы еще остановились в долине?
– Да, я не забыла. Действительно, это было так давно. – Би тихо пододвинула стул, чтобы не потревожить Таню, и присела за стол. – А где дети?
– Я отправила их наверх, спать, позже проверю, чтобы Рок не хулиганил.
– А Таня?
– Мы с ней болтали. – Мириам смутилась. – О всяком. Она спрашивала, что мы делали целый день, и я ей немножко рассказала про церковь с именами и симпатичного барона.
– Какого?
– Ну да, он очень даже хорош собой. Ты разве не заметила? А как там на базаре? Ты отдала батареи, как хотела?
– Нет, я никого не нашла в том шатре. Но у нас достаточно денег, так что это проблема Джеффри. Весь этот день прошел как во сне. – Би пододвинула к себе планшет Джино, рассеянно посмотрела на него, и Мириам показалось, что она сейчас улыбнется, но этого не произошло.
По планшету медленно поползли буквы, но Би словно не видела этого.
– Когда ты сказала про сон, я тоже подумала о том, что всего несколько дней назад мы были в пустыне. Эти дни словно не настоящие, как если бы их и не было. Кто-то придумал за меня…
– Не настоящие?
– Мне кажется, что я не все помню, что некоторые моменты просто выпали у меня из памяти, знаешь, как в этих картинках, которые дают детям. Их нужно складывать из кусочков.
– Не видела таких.
– Не важно. – Би провела рукой по лбу, все еще глядя на планшет. – Но если я права и они действительно выпали, то все дело во мне. Говорят, к этому рано или поздно приходят почти все праймы.
– К чему?
– К безумию. – Теперь по планшету вместо букв бежали картинки, причем так быстро, что Мириам ничего не могла разобрать.
– Но почему?
– Помнишь, Таня просила рассказать о том, как становятся Мечами короля?
– Да.
– Это не для ребенка. Хочешь, я расскажу об этом тебе?
Позже, глядя на улицу из окна своего номера и расчесывая мокрые волосы, Мириам поймала себя на мысли об Арго, о том, что она почему-то ждет, когда тот появится на площади, как в прошлую ночь. Это удивило ее и на несколько минут отогнало слова Би, все еще звучащие в ее ушах.
Правильные, красиво сложенные, произнесенные так, как никогда не смогла бы сказать их сама Мириам. Мечи короля и в самом деле одинаково хорошо могли рубить людей на части и рассказывать истории. Возможно, не все они, а только этот конкретный Меч, сама Би.
«Сначала они отбирают детей из тех, что учатся в военных школах. Праймами хотят стать все, хотя мало кто знает, что это значит, и поэтому корпусу достаются лучшие из лучших. В четырнадцать лет тех, кто прошел экзамен и первое испытание, начинают учить не так, как всех остальных. Им дают математику, физику, подвергают изнурительным тренировкам их чувства, отсеивают негодных. К шестнадцати годам в корпусе остается не более половины отобранных.
Это закрытое заведение. Те, кто проходит второе испытание в шестнадцать лет, оказываются оторваны от своих семей и родных на три года, в течение которых комиссия принимает окончательное решение, годны ли они на роль прайма или нет. Учеников в это время ждет лишь еще более жесткая программа подготовки и безжалостный отбор.
Самый тяжелый год – третий. До этого будущих праймов только учат, почти как обычных солдат – рукопашный бой, огневая подготовка, использование каров, тяжелых орудий и боевых машин, обработка данных разведки, картография и много чего еще, что может пригодиться воину, но третий год меняет программу.
Есть ряд упражнений и техник, которые нужно освоить до того, как прайм-линк войдет в твой мозг. Они подготавливают тебя к тому, что случится потом, учат работать с потоками информации, плотность которых ты до этого не могла и представить. Они мучительны: многие часы в камерах, изолированных от внешнего мира, тысячи картинок, которые показывают тебе, а затем заставляют распределять и классифицировать, наркотики, изменяющие сознание на целые сутки, в течение которых тебе приходится управлять каром или сражаться в невыносимых условиях. На этих тренировках отсеивается еще половина.
Говорят, что в небесных городах готовят не так. У них предварительный этап занимает десятилетия. У нас научились преодолевать его за год, но праймы платят за это свою цену».
Мириам прислушалась, но снизу, из главного зала, не доносилось ни звука. Би говорила с наемниками очень тихо. Мириам не поняла до конца, чему именно учили праймов, но бесстрашие явно входило в программу их подготовки. Би совершенно равнодушно отнеслась к появлению двух громил у дверей гостиницы. Через несколько минут Мириам поняла, почему это так.
Здоровенные наемники с нашивками молотов явно заискивали перед бледнокожей девушкой, ведущей себя так, словно она была по меньшей мере их работодателем. Флай не появился, а двое парней, пришедших по его приказу, просто боялись Би. Мириам не нужно было вглядываться в их цвета, чтобы понять это.
Возможно, ее учили и внушать страх. Задумавшись об этом, Мириам вспомнила, что тоже боится непонятных смен настроения, резких движений, в особенности маски воительницы. Би могла только казаться обычной, чем-то даже похожей на Мириам, но малейшая попытка сравнения обнажала в ней нечто, вызывающее страх, пласт чего-то чуждого, наполненного ужасом и насилием.
Не Би, но Ребекка Ли, прайм, говорила внизу с парой наемников, и у них были все основания бояться ее.
«По истечении трех лет, после экзаменов, способных свести с ума, ученики признаются готовыми к прайм-линку. Они принимают присягу, им рассказывают о долге перед крепостью и о героизме. Ведь пути назад больше нет, операция необратима. Никто из принимающих присягу не знает, что на самом деле им предстоит, к этому не могут подготовить никакие тренировки. Их всех хорошо кормят и заставляют высыпаться, перед тем как по жребию допустить в медицинскую часть корпуса.
