— Давай к делу — не тяни, Швед.
— Травят меня, Охотник.
— Кто?
— Наши. Шведы то есть…
— Уверен?
— Да. Конец мне, Охотник.
— Выкладывай давай.
— Вейкко не вернулся и на связь не вышел. Неизвестно еще точно, только… верно, — на него свои вышли и взяли его на нашей — русской — территории.
— Не вяжется что-то… не должны были так вообще поступать.
— Я не знаю, что происходит, Охотник… только все не так, как прежде пошло.
— Верно, все с ног на голову в последнее время встает. А ты на ногах стоишь или как?
— Или как. Охотник, за мной чужие следят, а у нас словно ослепли все!
— А ты уверен, что не просто подозрительное направление проверяют или еще что?
— Уверен. Следят за мной серьезно, Охотник. Меня схватят, как только случай…
— Не темни. Мутна вода, Швед.
— Это охота на хакеров. Мы все ждали ее начала — и вот, началось! Меня или в тюрьму или… совсем — на тот свет!
— А ты уверен, что серьезно так… Наши заметили бы, если бы что-то серьезное случилось.
— Охотник, — об этом я речь и веду… Никто ничего словно не видит — только я их, чужих, видел. Серьезно за меня, видно, взялись — воду вокруг замутили. И я не знаю, как мне из этой мутной воды сухим выйти.
— А ты сухим и не выйдешь. Только мокрым и грязным, но все ж — не мертвым и гнилым.
— Согласен. Но я не знаю, как не сгнить в нашей — шведской — тюрьме.
— Я знаю. Надо тебе когти драть, если все так обстоит скверно.
— Мне некуда идти.
— Всегда есть, куда идти, когда есть дорога.
— Мне все пути перекрыли.
— Все пути и нашим — русским — перекрыть непосильно.
— Следят за мной постоянно — и прячутся.
— Тебе ж на руку, что — прячутся. Ты, главное, подожди нервничать — они только того и ждут, что у тебя нервы сдадут.
— Да ты что?! Да я под арестом, считай!
— Компьютер у тебя не отобрали — ты, считай, волен. Когда он при тебе, — ты вооружен и, считай, всем ветрам товарищ. Он тебя и накормит, и напоит, и спать положит, как меня — мой пистолет. Не дергайся.
— Сказать просто, Охотник! Только что мне еще делать осталось?! Что мне делать, Охотник?!
— Скажу. Позже. Сейчас тебе по сторонам смотреть надо, молчать и ждать, пока я проверю сведения. Подтвердится информация с фином — я задачу решу. А пока мне открывалка нужна средней сложности.
— Сейчас?
— Срочно. Главное, — с автоматическим поисковиком паролей и переводчиком шифрованного текста.
— Ясно. Сделаю.
— На старом месте оставь. Конец связи.
Пришлось задействовать мощную «открывалку», отложенную на черный день, и вскрыть данные управления, используя левые связные линии. Швед мне правду написал — про Вейкко. Только все еще хуже, чем Швед думает. Он под подозрением, что Вейкко пропал и попал в тюрьму финскую, и про недоверие речь заходит. Шведа, похоже, и друзья и недруги намерились серьезно травить. Что ж, втянули его обстоятельства в грязные дела, я его — вытяну… и их — обстоятельства — в грязи утоплю. Устраню их так, что от них и тени не останется. Наши, ставящие Шведа под подозрение — не «волки», они — «псы». Тупые подлые службисты, ползающие перед людьми на брюхе и поджимающие перед «волками» хвосты. Не знают они еще, что воевать им — с «волком» предстоит. И шведы, охотящиеся на моего товарища боевого, — не знают. Правил в таких схватках нет, и вопросы пощады в таких делах не стоят. Я пройдусь по их хребтам так же жестко, как они по хребту Шведа пройтись намерились.
Решил еще в сети все последние происшествия просмотреть в поисках прослеживающихся с делами управления связей. Вроде все сходится. Что ж, я должен был убедиться, что не деза все… что не я в деле, что не меня отслеживают через мои связи. Правда, мои контакты, которые я от чужих глаз намеренно прикрываю, проследить непросто. Про то, что я со Шведом связь и в свободное время поддерживаю, не известно никому, кроме Шведа и… Вейкко. Швед надежный человек — я ему доверяю, насколько способен доверять человеку. Да и фин не подведет — он духом крепок и молчун редкий, что мне на руку. Нет, не выдадут они меня, не выйдут через них на меня… не зацепят меня на них, как на крючок ни наши, ни чужие. Тогда — вперед, выручать товарища.
— Швед, время не тяни, вещи бери и деру давай. Получишь от меня контакт в Москве надежный. Данные оставлю на нашем складе среди хлама старого. Поищешь — найдешь.
— Понял.
— Только денег у меня нет. А тебе денег до черта нужно будет.
— Я достану.
— Не светись сильно со взломами.
— Я скромный, Охотник, никогда и нигде не свечусь.
— Это — в виртуальном мире. А в — реальном… Швед, ты весь в проколах и волосы у тебя на голове колючками красными стоят.
— Краска смывается, а от железок сложнее избавится будет — дыры останутся, если снять.
— Грим придется применять. Так я шрамы прячу — и ничего. Как только документы получишь, — в Берлин вылетишь. Долетишь — документы поменяешь и окончательно с чужых глаз пропадешь. Я тебе адрес дам — там тихо жить и ждать останешься. Ясно?
— Да, понял.
— Конец связи.
Я загасил экран. Голова кругом пошла… беда за бедой — без остановок. Как бы мне не сдать совсем, как бы со всем справиться. А всего хуже — сведения о вирусной инфекции, вгрызшейся немцам в легкие. Наткнулся на них в сети — и сразу понял, что не чисто с ними. За террор, в основном, внедрение вируса выдают — только тут не террор, как написано, а вражеская атака… и не с той стороны, с которой написано. Нет, никто у нас вируса не крал… и не создавали у нас такой заразы. Не наш вирус. Просто, стравливают нас с немцами и… нас всех стравливают наши враги. Черт… Еще мысли в голову приходят, что надо отменить полет Шведа, что его шкура в нашей или шведской тюрьме сохраннее останется. Правда, немцы пока справляются — распространение вражеского вируса они пресекли. Перекрыли зоны поражения — и порядок. Изведут они заразу — скоро… а из нашей или шведской тюрьмы Шведу скоро не выйти.
Войцех стукнул меня по плечу, тревожа оставшиеся осколки, похожие на железную пыль.
— Ян, ты не спишь?
— Нет.
— Ты из-за нее так, да?
— Да все так — скверно.
— Не бери в голову, она привыкнет. Знаешь же сказку такую про красавицу и чудовище… привыкла же красавица к зверюге в конце.
— Ясное дело — сказка же. А в сказках всегда так — не так, как есть.
— Не знаю, Ян. Сказки ведь всем детям читают… и не просто же так. Нам всем добрыми историями мозги прочистили… и они добрый след в душе у всех нас на всю жизнь оставили — особенно у тех, кто к добру всегда склонен был.
