— Да мы до леса доберемся только…
— Машину угоним — и быстро на месте будем.
Войцех отвернулся, отчаянно вскидывая руки.
— Ян, ты что, толкаешь меня на прежний путь?! Ты что, не слышал?! Я же сказал! Я порвал с прошлым!
— А я что, сказал, что ты машину угонишь?! Я угоню!
— Ян, это же все равно, кто из нас…
— Мне плевать, что ты обо всем этом думаешь! Так что держи мысли при себе! Идем!
— Что за бес ты, Ян?!
— Хромой бес! Слышал о таком?! Он из тех, кто не гнушается подслушивать и подсматривать таких, как ты! Идем!
Оставили Агнешку, пустившую слезу над своим душещипательным сочинением, и отправились искать лесные чащобы или хоть чахлый пролесок. По ходу присматриваю машину и металлический мусор, похожий на то, что мне нужно. А Агнешка… Она порог перешла — теперь постарается. Скоро на счет франкфуртского священника деньги стекаться начнут — он помочь согласился, все через свой счет пропустив. Священник не против такого дела с пожертвованиями — провернет все, как надо.
Войцеха я не жалел — гонял, как следует, и он с ног валится. Правда, и я его гонять устал — не легкое это дело. Инертный он — без мощного пинка ему покоя не преодолеть. Я на его разгон затратил столько энергии, что… Рухнули оба под одним деревом, сбрасывая мокрую одежду и обтирая ей пыльные лица.
— Ян, вечереет уже. Надо сворачиваться.
— Рано еще.
— Я больше не…
— Никаких — нет! Только — так точно, есть!
— Ян, да я сдохну…
— Я тебя на выносливость и тренирую — не выдерживаешь ты длительных нагрузок, а должен. Не думай, что я не буду с тебя требовать ничего больше короткого силового рывка.
— Но я только так и могу.
— Ничего подобного.
— Тяжелый я, мощный. Ты из меня такого, как ты, не сделаешь.
— Буду тебя сушить, пока не высушу.
— Я тогда все силы растеряю.
— Будешь ты у меня и сильным, и выносливым.
— Такого не бывает.
— Я тебе докажу, что бывает. Только обожди. Ты у меня будешь бить, как медведь, бегать, как волк, и летать, как ястреб. Я тебя и думать научу. Научу всему, что знаю… всему, что узнаю.
— А что это так, Ян?
— А что?
— Не похоже на тебя — секреты свои открывать… скрываешь ты все, страхуешься всегда.
— Когда выбор есть.
Войцех вдруг обрадовался — такой глупой всепоглощающей радостью.
— Ты что, мне доверяешь, Ян?
Показал ему крепко стянутый шурупами коленный фиксатор и туго обвязанные бинтами запястья.
— У меня выбора нет.
— Все равно — доверяешь ведь!
— Да.
— Я оправдаю доверие, Ян! Ты не думай, я не подведу!
— Да уж постарайся.
Войцех серьезно и насуплено задумался, опустив голову… повернулся ко мне.
— Ян, давай поклянемся.
— Что? Это еще что такое?
— Давай дадим братскую клятву.
— Да ты что?
— Это крепкая клятва, Ян, — крепче всех воинских.
— Войцех, это…
— Ян, у меня никогда не было никого… а должен же быть кто-то… у каждого — должен.
— Я тебе готов быть командиром… товарищем.
— Мы такие друзья и в таких обстоятельствах, что должны быть братьями, Ян. У тебя есть брат, Ян?
Я задумался, но разом разогнал тоскливые мысли.
— Нет.
— А кто у тебя есть? Кто тебе плечо подставит в беде, кто позаботится?
— Есть вроде кто-то, но как-то так… будто и нет. Тренер у меня был… только спился он. Командир был… но он умер. А начальник мой… подвел я его.
— У меня ведь все так же, Ян. Меня же за всю жизнь лишь один отец мой в корыстных целях не пытался использовать, но его в живых нет уже.
— Видно, извергом твой отец был тем еще, раз ты меня своим братом готов назвать.
— Ты прав — он таким был, извергом… только не совсем ведь.
Я с сожалением посмотрел на могучего, но неприкаянного парня, просто не знающего, куда ему немереную силу приложить, и постоянно попадающего в передряги из-за людей, указывающих ему неверное направление. Всегда я солдат жалел до того, что сердце щемило, — ведь вся жизнь их от личных качеств командира зависит… с одним офицером они и в мирное время пропадут, а с другим — и в военное время невредимыми останутся. К одной цели можно разными путями идти, одни задачи — разными методами решать, один результат — разными способами получать. И подходы, и средства — все имеет значение. Взять хоть Жукова и Рокоссовского — оба великие, а… Один людей жестко в расход пускал, смотря только вперед, а другой — к людям строг был, но берег, не пренебрегая круговым обзором. Умный он был — Рокоссовский, а Жуков — больше безжалостным упрямством брал. Я так всегда считал.
— Эх, Войцех, уговорил — убедил, вернее. Считай меня отныне старшим братом, боец. И слушайся — делай все, что я говорю, точно так, как я говорю. Как командира слушайся. И девушку мою не трогай. Ясно?
Войцех полез ко мне с медвежьими объятьями, я сдержано стукнул его по плечу.
— Довольно. Надо металлолом искать. Вставай давай.
До ночи возились вместе с Войцехом с подобранными на свалке железками. Расположились у окна и разложились на полу. К негодованию тяготеющей к чистоте Агнешки мы умудрились заделать все вокруг оружейной смазкой, коррозийной осыпью и железной стружкой. Она нам мешает, стараясь навести хоть какой-то порядок, а мы мешаем ей, мусоря сильнее и распространяя загрязнение с захватом ее территорий. Наше общее возмущение дошло до предела, и мне стало понятно, что с ним пора покончить нашим совместным весельем. Откупорил бутылку, отобрал у девушки необходимую нам с Войцехом пружину, которую она собралась вышвырнуть в окно, кажется вместе с нами, и бросил пружину в бутылку.
— Все, хватит! Смотри, что ты наделала! Довела нашу нужную пружину до отчаянного поступка! Так не доводи ее до безвременного конца! Мы с Войцехом не позволим ей так счеты с жизнью свести! И тебя заставим с нами утопленницу из воды вытаскивать! Я ныряю первым! Остальные — за мной!
Девушка в негодовании дернула головой — резкому движению последовал дождь ее волос, обдавший ее плечи золотом и… Что же ты со мной делаешь, Агнешка? Стоит тебе подойти ко мне на расстояния выстрела в упор, и я… дурак дураком.
— Вы еще и напьетесь!
— Мы все напьемся, красавица моя!
— О боже… Я сделаю все, что угодно, — только бы не вдыхать этот запах, не слышать этот скрежет и не видеть этих железок!
— Не трогай! Где выбрасыватель?!
— Какой выбрасыватель, Вольф?!
— Крючок такой… Где-то здесь должен быть… был здесь.
