с опаской, но вряд ли ей стоило так осторожничать. Вход в канализацию был хорошо заметен.
– Без паники, ладно? И говорить никому не надо, – предупредила Валия. – Все, что мы можем сделать, это засыпать шахты. Если солдаты узнают, начнется дезертирство.
Голоса я услышал еще на подходе к шахте – писклявые, бормочущие чепуху.
– Семьдесят три, семьдесят два.
– Он хороший парень, только не злите его.
– Господин, добрый вечер, желаете хорошо провести время?
Я присмотрелся к подвальной темноте и различил движение. Черт подери, там копошились тысячи джиллингов! Стало понятно, куда вели следы и почему я так долго не видел мелких паршивцев. Они стекались в Адрогорск целыми легионами и в конце концов собрались под его улицами.
– Гребаные джиллинги. А я искал их месяцами. Паскуды знали, что мы явимся сюда, и поспешили опередить нас.
– Зачем они туда залезли? – спросила Валия.
Похоже, она вовсе не испугалась. Наверное, знала, что джиллинги не умеют карабкаться: до копошащейся массы внизу было шесть футов отвесной стены колодца.
– Грядет Воронья лапа, и они чувствуют это, – пояснил я. – Когда я потерялся в Мороке, джиллинги сбежались к хохлатому ворону и даже однажды назвали его отцом. Их тянет к создателю. Как и мы, они здесь ради финала.
Валия зашла в оплавленное здание и отыскала широкую каменную пластину, отвалившуюся под собственным весом. Руки Валии были в царапинах и ссадинах – видимо, от таких же пластин. Пыхтя, выбиваясь из сил, она старалась поставить пластину на ребро. А я удивлялся: к чему эти старания?
– Может, помог бы? – смерив меня испепеляющим взглядом, процедила Валия.
– Надо ли, – возразил я. – Джиллинги сами туда залезли, и вряд ли у них получится выбраться именно здесь.
– А вдруг, – процедила Валия.
Она таки приподняла пластину и покатила к шахте. Я посмотрел вниз, на шевелящуюся массу. И зачем надрываться? Какой смысл?
– Тут они не вылезут. Чего тебе неймется?
– Так я хоть что-то делаю, – вздохнув, сказала Валия.
Она не удержала пластину, и та шлепнулась на землю. Валия нагнулась, пытаясь поднять камень, весом наверняка больше ее самой. Она подсунула руки, силясь ухватиться, и я услышал, как сломался ноготь.
Почему-то меня это тронуло. Я поднял плиту одной рукой, второй подхватил руку Валии. Ее ладонь казалась несуразно маленькой и бледной на моей – широченной, густо-медной. Ногти у меня давно стали черными и теперь напоминали самые настоящие когти. И чем дольше мы находились в Мороке, тем сильней становилось сходство. А у Валии светились голубые прожилки под кожей, и косточки ее были такими тонкими.
– Хватит, – сказал я. – Ты сделала достаточно. Сейчас моя очередь.
Валия тряхнула головой, и я не смог понять, что она имела в виду. В последние годы я с трудом распознавал человеческие эмоции.
– Ты свихнулся? И правда считаешь, что я брошу? Прикрой-ка шахту и насыпь сверху песка.
Я выполнил просьбу, хоть это и было напрасной тратой времени. По карте Валии, канализация выходила наружу в двух дюжинах мест на дворцовом острове. Чтобы закрыть их, потребовались бы большая команда и целый день работы. А джиллинги все равно вылезут и нас не спросят. Но пока тварям, похоже, нравилось сидеть в темноте и без конца бормотать одно и то же.
– Рихальт, я работаю не потому, что это важно, – буркнула Валия, когда я завалил камень костяного цвета песком. – А потому что могу.
Я посмотрел на нее, и что-то внутри меня треснуло, словно стронулся замерзший водопад.
– Тебе нужно вернуться, – сказал я.
– Ты о чем?
– Я могу перенести тебя на Границу. Хочешь жить – соглашайся.
– Но как перенести? – изумленно глядя на меня, спросила Валия.
– Сложно объяснить. Моя кровь. И песок. Отравленная магия вокруг нас. Сейчас они связаны воедино. Думаю, во мне хватит силы Морока, чтобы отправить человека на Границу. Но только одного. И если выбирать, то это должна быть ты.
– Так ты никогда не забывал про нас с тобой, – отвернувшись, произнесла Валия.
– Тут тоже сложно. Я перестаю понимать людей, их чувства. Но понимаю, кем стал. Во мне слишком много злости, ненависти и голого эгоизма. Я увидел, что значит быть Глубинным королем или Безымянным. Такое оставляет шрамы в сознании. А сильнее всего сказалось то, что я пил из Морока. Вкус его отравы никогда не покидает меня. Разум мой нетверд. Я не могу отличить живых от мертвых. Вот ты, например, настоящая или нет? И где друзья, которых я встретил по дороге сюда? Внутри тоже все смешалось. Иногда я сам себе непонятен.
Валия пожала мою нелепую когтистую лапу. Глаза ее теперь не были серебряными, но читалось в них куда больше, чем раньше. Что-то дернулось внутри меня, забилось за ребрами. Странные ощущения. Я и не помнил, отчего такие бывают.
– Перед уходом Нолл отдал мне последний приказ: не оставлять вас. Тебя. Я кое-что обнаружила, пока искала, чем бы заняться. Пойдем, покажу.
Время стремительно таяло. Авангард драджей мчался к нам, и никакие планы не помогли бы выстоять против двадцати тысяч. Я знал: если мне не удастся придумать что-то невероятное и драджи таки нападут на нас, будет хреново. И все же я послушно потопал за Валией, едва замечая ее пальцы на своей чешуйчатой коже. Валия перешла широкий мост и направилась к зданию, стоявшему неподалеку от дворца. Я не без труда узнал его. Кажется, это была наша оружейная. Или не оружейная. Но точно какой-то склад. Тридцать лет прошло, и я уже мало помнил.
Валия завела меня внутрь.
Интересно, что подсказало ей зайти именно в этот дом. Может, наитие? Или то была слепая удача? Я чуть не улыбнулся, но вовремя совладал с собой. С нечеловеческими зубами скалиться не стоит.
Впервые за тридцать лет я увидел знак моей гордости. И моего позора.
Но все же мой знак.
Мы снимали со стен знамена знатных павших и относили сюда. Здесь был своего рода мавзолей знамен. Кости погибших лежали среди оплавленных руин, обглоданные дочиста, выбеленные солнцем, а теперь и выкрашенные дождем в ржавый цвет. Я увидел гербы и знамена семей, вырезанных в той битве, символы людей, чьи имена давно не произносились. Бессильно свисало генеральское знамя: три вздыбившихся золотых коня на нефритовом поле. Генерал встал со своими людьми у бреши в стене и погиб вместе с ними. Обычная судьба обычных забытых героев.
А на полу лежали четыре пыльных потрепанных куска ткани. Мои цвета, мое знамя: серебряный кулак на алом поле. За час до того, как мы покинули Адрогорск, я принес знамя сюда и разодрал на части. Я так злился! На драджей, но больше – на тех, чьи знамена теперь лежали передо мной. Мне было двадцать лет, а они оставили на меня столько людей. Я кипел от ярости и отчаяния.
– Вот тут все случилось, – поднимая с
