от вас уехал, двинулся на квартиру, чтобы забрать кое-какие вещи малыша и отвезти матери Красовской. Ну, и решил, избавиться от этих надписей на стенах, купил растворителя, содрал все обои. И под ними обнаружил любопытную надпись "Мама. Люблю. Салтов". Учитывая, что последний маяк, который мы открыли был про воду. Что еще может быть известнее в Харькове этого водохранилища?
– Ты прав,– согласился я.– Логика в этом кое-какая присутствует. Ты далеко?
– Уже подъезжаю…Заранее позвонил твоей теще и попросил Яну собрать.
– Спасибо…
– Не за что! – короткие гудки известили меня о том, что максим бросил трубку.
Так…Значит все решили без меня. Почувствовав нешуточное облегчение, я вышел из комнаты. Света пила на кухне кофе с тещей. У жены на коленках сидела Дарья, мгновенно протянувшая мне какую-то свою погремушку, намекая на то, что было бы неплохо наконец-то исполнить свой отцовской долг.
– Не сегодня, моя милая!– я поцеловал дочурку щечку, потом жену.– Доброе утро Эльвира Олеговна.
– И тебе того же зятек!– кивнула теща, наливая мне кофе.– Яна одета. Ей немного лучше. Так что сможет идти сама.
– Спасибо вам,– кивнул я,– а где Мишка?
– Мишка еще дрыхнет!– ворчливо сообщила мне теща.– Вчера приперся в три! Говорит провожали с Андрюхой каких-то знакомых девчонок с танцев, ну и заболтались.
– Вырос парень!– рассмеялся я.
Под окнами посигналили. Значит явился Макс. Пора было выдвигаться.
– Поможете мне ее спустить?– обратился я к своим дамам.
– Конечно…
Втроем, взяв под руки обессиленную Красовскую, мы сошли к подъезду, где нас уже ждал внедорожник Максима. Сегодня он был без формы, на поясе висел не сданный послед дежурства пистолет.
– Это зачем?– кивнул я на кобуру. усаживая Янку на заднее сиденье.
– На всякий случай,– отмахнулся полковник полиции,– мало ли что или кто…
– Как раз, если появится кто, то эта штука его не возьмет,– неодобрительно покачала я головой,– а проблема с гаишниками может доставить очень много.
– Брось, Дворкин,– улыбнулся Максим,– я же мент в конце концов! Договоримся…
Счастливый он человек. Еще не знает, что дьявол, как исстари ему и полагается, обманул и меня, и его, и Красовскую. Счастливый, он даже не догадывался, что жить человечеству осталось всего каких-то три дня.
– Поехали,– не стал я его расстраивать, занимая место рядом с водителем.
Машина резко развернулась, выбросив из-под шипованных колес клочья дерна, чуть не задев моих девчонок, которые провожали нас у порога. Из всех окон на нас поглядывали соседи. Ни в открытую, нет…Но там у тети Светы, то у тети Вали дернулась как-то подозрительно шторка. Плевать! Скоро они превратятся в тивитцев и им будет абсолютно все равно, куда и с кем я отправился, кого загружал в машину в полумертвом состоянии, потому что настоящий тивитец не испытывает любопытства. Он, как робот выполняет свою функции в этом мире, лишний раз доказывая, что такое же бездушное существо на этой планете, как окружающие нас деревья или тучи.
Выехали на Батицкого, обогнув по широкой дуге Мусорку с раскиданными вокруг нее продуктами жизнедеятельности харьковчан. Ну, никак не приучить наш народ к порядку! Вот такая вот расхлябанность у нас не то, что в крови, в генотипе. Этим-то мы и отличаемся от цивилизованных европейцев и это-то становится для нас непреодолимой преградой, когда нас в очередной раз тянет к светлому европейскому будущему.
Движок взревел, поднимаясь на небольшой пригорок, выехал на свежий асфальт, положенный пару лет назад, а потому еще не успевший окончательно разрушиться. Несколько минут по колесили по району, выбираясь из узких проулков Немышли.
– Как дела на работе?– спросил я, глядя в окно, затем, как мимо нас проплывают знакомые издавна улочки заводских кварталов, где общаг больше, чем во всем Харькове вместе взятом. Первые этажи коммуналок наглухо заложены неровными рядами кирпича. Здесь день и ночь на благо рынка Барабашово – самого большого вещевого оптового рынка Европы трудятся украинцы под чутким и мудрым руководством продуманных вьетнамцев, за копейки скупающих нашу рабочую силу, с помощью которой за смену шьют фирменной одежды больше, чем "Адидас" выпускает за календарный год. Несколько местных пивнушек уже открыты. Вокруг них крутится непрезентабельная публика в надежде урвать хотя бы стаканчик на опохмелку. Лениво бродят бездомные собаки по тротуарам в поисках кусочка чего-нибудь съестного. Это часть города мало напоминает тот яркий и праздничный Харьков, который мы видим на открытках к Новому году и билбордах на въезде. Здесь люди не живут, выживают, все еще лелея надежду на то, что все когда-нибудь изменится к лучшему.
– О чем задумался?– после долгой паузы уточнил Максим. Мой вопрос про работу он проигнорировал. Видимо, у оперов не положено рассказывать об этом.
– Смотрю. куда катится наша страна и думаю…
– О чем, если не секрет?– на вчерашнем перекрестке Краснодарской и Халтурина уже не было и следа от вчерашнего ДТП. Мертвого пса убрали. кровь запылилась. а машину невезучего таксиста оттащили в ремонт.
– Что может оно и лучше…
– Что именно?
– Что все закончится именно так, а не иначе,– буркнул я, отворачиваясь.
– Как?
Я не стал отвечать, и так понятно было о чем я говорю. Наш мир несовершенен. Погряз в лжи, коварстве, даже братоубийстве…За деньги у нас можно все…А может дьявол и был прав, когда-то давно, не преклонив колено перед человеком? Какие мы к чертям венцы творения? Какие вершины искусства? Может и задумывались мы, как что-то лучшее, чистое, практически идеальное, но произошел какой-то сбой, какая-то программа слетела к чертям, и мы превратились в то, во что превратились…И вряд ли наш противник был в этом виноват. Все, что мы сотворили со своей жизнью плохого, мы сотворили сами, своими собственными руками, имея лишь привычку кивать на других, забывая о том, что в первую очередь, надо начинать с себя.
Машину слегка потряхивало на колдобинах, но, в целом, дорогая для Украины была неплоха. Мы радуемся и находящимся в более отвратительном состоянии трассам. А тут немного подлатали, непременно списав денег, как будто провели капитальный ремонт, разметку нанесли. так что мы могли свободно лететь под сто километров в час, наслаждаясь вступающей в свои законные права весной, с ее мутными лужами. грязным снегом и первым солнышком, робко выглядывающим из-за хмурых серых туч, затянувших небо до самого горизонта.
– То есть ты намерен открыть последний маяк?– уточнил Максим, стараясь не смотреть в мою сторону.
– А ты хочешь, чтобы я убил твою жену? Извини, пробовал, не вышло…– разозлился я, закуривая сигарету. Салон тут же наполнился ароматным дымом, клубами планирующим по всему авто.
