сам… Что-то случилось? Опять пытаешься кому-то помочь? Совсем о себе не думаешь! Если хочешь убить или поймать его, то это…
Мысленно поморщился. Начинало раздражать мнение окружающих, мол, любые мои поступки направлены на помощь другим! Это лишь работа! Моя цель в другом! Но ради достижения требуемого я готов общаться со всякой швалью. Докатился… Тлетворное влияние! Тем не менее именно из-за него способен сказать:
– Не надо считать меня психом! Просто хочу пообщаться с Иваном! – голос старался держать ровно, ибо любая эмоция будет использована в попытке меня отговорить. – Передай ему: «Последователь госпожи слова и времени отдает долг и надеется, бутыль вина открывает двери ничуть не хуже отряда стражи». Не забудь приложить указанное.
Старый подошел к букету с ромашками. Вытянул одну. Покрутил в пальцах. Обернулся ко мне. Лицо его отражало печаль, словно при виде увядающего цветка.
– Подумай. Может, все-таки не стоит? Иван Малахитовый – страшный человек. В миру известен как Дарий Форм. Ты в курсе истории его прозвища? Нет? Это символ изгнания из Университета с «Зеленым листом»!
Голос Старого подрагивал, но на меня подобное не произвело особого впечатления. «Зеленый лист» – символ покушения на жизнь преподавателя или членовредительство оному. Я сам потенциальный получатель «Черного листа» – метки массового убийцы. Будь проклят выпускной экзамен. Когда знаешь, чего стоит та или иная вещь, она не так страшит. Наоборот, если Иван Малахитовый учился в Университете, значит, больше шансов договориться, дураков там не держали никогда. Между прочим, Лорн с ним поладила, а это что-то!
– Вижу, ты уже решил, – молчание закончило спор быстрее любых слов. – Что же, пошлю человека… Пожалуй, присланного тобой мальчишку! Ты подождешь, пока я…
– Постой! – встрепенулся. – Какого мальчишку?
– Такой милый мальчонка, лет одиннадцати! – протянул человечек, закатив глаза и поправляя прилизанные волосы парика. – Немного отмыть и приодеть, станет настоящей куколкой. Из подсобных рабочих. Молодое пополнение. Они следят за вашими с Караи домами, когда вы отсутствуете, чтобы не случилось незваных гостей. Вот пришел сегодня утречком со склоненной головой, весь такой виноватый. Утверждал, мол ты приказал ему и паре его дружочков явиться ко мне для наказания. Якобы они ночью случайно оскорбили твоего гостя. Нашел тех товарищей, но они заявляют, якобы ничего подобного и близко не произошло, никого они не встречали, и никуда их никто не посылал. Ты в курсе дела?
– Даже так? – понял, что нашел очередную проблему на голову. – Так понимаю, он не в курсе, как получил воспоминаниями из Ветви? Отлично… Мне необходимо с ним переговорить. Не хватало, чтобы Чувствующий без обучения шатался по Агемо, так и до Аномалии недалеко, – чуть помедлив, отвел глаза и добавил тише: – Еще просьба. По твоему хобби. Не мог бы ты составить букет!..
– Ничего себе! – по вспыхнувшему взгляду Старого понял о совеершении ужасной ошибки – ляпнул лишнего. – У нашего нелюдимого молчуна появилась дама сердце! Признавайся…
Глава 5. Друзья и эгоизм. Часть 4.
– Подземелья. Потрясающе. Только их не хватало. Конечно, знал, что подполье отдано на откуп всякой швали. Но чтобы так! Хотя куда без подобного? Хорошо, не канализация… – бурчал я. Когда все же переборол раздражение, нехотя пробормотал: – Правда, должен признать – впечатляет. Весьма.
От жилой Агемо, в частности Портового острова, нас отделяло два десятка метров скальной породы. Недавно я преодолел их через дыру в подвале двухэтажного здания, убитого временем и наплевательским отношением людей до состояния развалин.
Теперь предо мной приоткрылись тайны глубинной части островного града:
Улицы укрыты зеркально спокойной водой, слегка фосфоресцирующей нежной голубизной. В глубинах огромными тенями скользят неуловимые видения в вечном поиске, чем утолить голод.
На высоте четвертого этажа из воды торчат обгорелые остовы домов. Некоторые строения показали на поверхность лишь обломки черепичных крыш и вершины флюгеров. Есть возвышающиеся на один-два этажа над водой. Между подобными зданиями перекинуты деревянные, а порой и каменные мостки, заросшие мхом. Словно отражение, с потолка свешиваются сталактиты – каменные сосульки, оплавленные временем и неутомимой стихией воды, нерукотворный дом для летучих мышей, чье шуршание сложно не узнать. Однако немало и архитектурных гигантов, упирающихся крышами в каменный свод. Я сам находился в одном из таких зданий!
Живой Агемо базировался на скелете мертвого предка – остатков после Опустошающего пожара. Согласно всем законам архитектуры, физики и логики, опора из подобных свай просто не способна выдержать вес островов и строений на них! Объяснить подобное можно только легендарным благословением Нетас – основательницы Агемо и прародительницы Временщиков.
Мефи на плече недовольно тявкнул. Пушистому паршивцу не нравилась спертая влажная атмосфера, пропитанная запахом тины и ряски.
– Эй, Иван, закончил связывать дуболома?
– Так точно, господин Пространственник! Но думаю, это… того, лишнее. Вы знатно приложили охранника. Он пару часов не очнется.
По веревочной лестнице пауком спустился парнишка, тот самый, которого я давеча не признал, младший в компании. Судя по опасливым взглядам на Мефи – его вчерашняя жертва. Мосластый – кожа да кости, но жилистый, видно сквозь рванье, которое одеждой язык не поворачивается назвать. Однако более всего мне импонировало отсутствие в глазах озлобленности на мир… Или он умело ее скрывал.
– Уверен, что дальше охраны не будет? – плотнее запахнулся в старенькое пальто. С воды тянуло прохладой.
– Конечно, господин Пространственик! Это… того, повторюсь, в семействе Ивана Малахитового раскол. Один из сыновей стремится занять место старшего. С ним чуть ли не половина семейства. Они совершили это… того, покушение на Ивана, но насколько удалось подслушать, неудачное. Сейчас бунтовщики окружили дом, где он вместе с верной частью семейства. Это… того, там, – взмах руки задал направление. – Возможно, начался этот… того, штурм. Им не до посторонних.
– Хорошо. Ладно, молодец. Свободен.
– Господин Пространственник, а мне будет за это… того, информацию? – паренек пыжился, словно голубь, выпячивая впалую грудь, и лыбился, демонстрируя обломанный резец.
– Прошу прощения? Еще раз… – вкрадчиво переспросил, ощущая, как лицо застывает ледяной маской.
– Не, а че? Рад работать на благо Империи, но это… того, и есть тоже хочется, – стушевался парень, и весь гонор куда-то испарился.
За время прогулки пацан не затыкался ни на секунду. Рассказывал жалостливые истории о своей нелегкой жизни. О гибели родителей. О страдающей чахоткой сестренке. О старшем брате, денно и нощно трудящемся грузчиком, а в последнее время пристрастившемуся к опиуму.
