Плотина та совсем сгнила, если бы не всякий сор, который вода натащила, давно бы прорвалась, а раньше-то за плотиной следили. Избушка там рядышком брошенная. Уже лет пять, как хозяин либо помер, либо ушел. Так что, если надумаем болото спускать, туда человек десять с инструментом прислать, и за один день плотину разнести можно.
— А надо спускать? Для чего?
— Ну, не знаю… вдруг воевода решит, ему видней. Я так только, посмотрел.
— Ну а дальше?
— Дальше пошли мы вдоль той накатанной дороги, но ушли недалеко — к мосту выбрались. Река пошире Пивени будет, не такая, конечно, как Случь, но пошире. Мост добротный, видно, что давно поставлен, но содержится в порядке и, при нужде, обновляется, а за мостом крепостца не крепостца, а знаешь, мне Корней объяснял, есть такое слово «острог» — укрепленное место для малого числа воинов. Для стражи, к примеру.
— И много там воинов?
— Вроде как, и вообще нету. Вышка стоит, а дозорного на ней нет, ворота раскрыты, а около них никто на страже не стоит, зато внутри белье на веревках, куры бродят, бабы, детишки. Одним словом, опять хутор, тем паче, что и снаружи за тыном еще четыре избы стоят, две — совсем новые. Растет потихоньку селище.
— А дальше?
— А дальше мы не пошли. Переночевали, а перед рассветом засели в одном интересном месте на берегу. Я еще в лесу приметил — ходит кто-то к реке, но так, чтобы следов не оставлять. Если бы редко ходили, то и не оставили бы, но ходят часто, так что, я приметил. Нашли и место, к которому ходят, а вот, зачем ходят, я так и не понял. То есть, понять можно было бы, но если покопаться, а я сам следов оставлять не хотел.
Ну, сидим, ждем. Как туман на реку пал, подплывает лодка, в ней двое сидят, по всему видать, рыбаки. Один в воде под берегом пошарил, вытащил конец веревки, потянул за нее — наклонилась ветка ивы, а на ветке мешок висит! Совсем интересно стало. Рыбаки тот мешок сняли, а на его место другой пристраивать принялись, а от их мешка так копченой рыбкой и понесло, у меня аж слюнки потекли.
И тут, откуда ни возьмись, другая лодка! В ней трое сидят, вроде, как рыбаками одетые, но не рыбаки, как потом оказалось. Один как заорет: «Хватай татей!», а двое других прыг на рыбаков! Опрокинули лодку, а глубины там по пояс, и как пошли рыбаков лупцевать! Умельцы — сразу видно, что к драке привычные. Потом связали рыбаков, в лодку покидали, оба мешка забрали и уплыли. Вторую лодку за собой уволокли.
Больше на том месте ждать стало бесполезно — шум, крики, драка, если кто невдалеке и хоронился, то к берегу уже не вышел бы. Тогда мы, пока туман не спал, на тот берег и переплыли. Пошастали там немного, но место, чтобы человека скрасть, неудобное — кусты только вдоль реки, да и то не везде, а так все поля, огороды, баньки у воды стоят. На открытое место не выйдешь — люди в поле работают, если бы поодиночке, то и с поля человека взять ухитриться можно, но одиночек не нашли.
После полудня приметили, что крайняя банька топится, решили там счастья попытать, засели в кустах, глядим, а воду-то в баню аж трое таскают — опять не то! Хотели уж уходить, но те трое, что воду таскали, да топили, собрались и ушли. Выходит, не для себя баню готовили. Опять ждем.
«Чего он так подробно все расписывает? Ну подождали у баньки, хапнули „языка“ и все. Нет, Стерв не болтун, раз в подробности ударился, значит, они имеют какое-то значение, да и обидеться может, если перебью. Послушаем».
— Через какое-то время, глядим, идут к бане три девки, несут чего-то в мисках и на подносах, полотенцами покрытых, а с ними двое тех самых мордоворотов, что рыбаков утром вязали! Один бочонок тащит, вроде бы, с пивом, а второй — тот самый мешок с рыбой. Совсем непонятно — вроде бы загулять собираются, но баня-то тут причем? И у девок вид смурной — не то, чтобы их подгоняли, но и идут, как-то без охоты.
«Да, у тебя в Куньем городище о таком мероприятии, как „баня с телками“ и не слыхали, а этим „повезло“ — предшественник „цивилизацию“ внедряет».
— Девки в баньку зашли, а мордовороты неподалеку уселись, а через какое-то время подходят еще двое — тот, который «хватай татей!» кричал и еще один мордоворот, ну прямо, как родной брат тех двоих, только не бочонок несет, а кувшин. Зашли они в баньку, мордоворот почти сразу наружу выскочил, но уже без кувшина, и к тем двоим подсел.
Стали они, значит, пивко попивать, да рыбкой закусывать, а в баньке визг девичий, хохот мужицкий… Эти трое на баньку поглядывают и посмеиваются, по рожам видно, а чего говорят не слышно — далековато. Снова ждем. Больно уж мне захотелось этого кобеля блудливого скрасть, вот только как? Пока раздумывал, так и эдак прикидывал, он мне сам способ и подсказал — выскочил из бани и плюх в воду. Побултыхался немного, остыл, и обратно в баньку побег, дальше куролесить.
Ну, думаю, тут-то я тебя и возьму, никуда не денешься, и мордовороты твои не помогут. Изготовили мы с Яшкой, что требуется, я поднырнул и засел под мостками, с которых блудодей в воду сигал.
«Смотри-ка ты, сына христианским именем зовет, специально для меня, что ли?»
— Долго сидел, замерз, аж зубы стучать стали, наконец, слышу ноги над головой топочут. Как посыпались в воду! Он, оказывается, не один, а с девками выскочил, я и растерялся — кого хватать?
Стерв сделал паузу и Мишка понял, что последняя фраза была шуткой. Пришлось улыбнуться и спросить:
— Ну и как же ты разобрался?
— А очень просто! — торжествующе возгласил Стерв. — У блудодея-то ноги волосатые, а у девок-то нет!
— Хитро! — восхитился Мишка. — Я бы и не догадался.
— Ну! — воодушевившись, продолжил Стерв. — На ноги-то я ему петлю и накинул! Яшка тянет веревку, а я блудодея за бороду держу, всплыть не даю, так до наших кустиков и добрались. Кобель этот, с перепугу, воды нахлебался, надо откачивать, а я боюсь — начнет кашлять, да перхать, кто-нибудь услышать может. Зря, оказалось, боялся — девки визг подняли: «Водяной, водяной!», мордовороты тоже чего-то орут. Двое в воду попрыгали, ныряют, ищут, а третий, видать плавать не умеет, по берегу скачет и указывает, где искать.
Дурни! Мы же его против течения на веревке вытаскивали, а они до самого вечера вниз по течению искали — рыбаков на реку выгнали сети закидывать, вдоль берега по кустам и камышам шарили, а нас-то уже и след простыл.
Полоняник, правда, когда проблевался, да прокашлялся, орать собрался, да Яшка его так ловко по горлу стукнул, что тот только сипеть и мог. Хорошо вы, все-таки, опричников учите, я такого удара не знал.
«Смотри-ка ты, приживается название „опричники“, и никакого негативного смысла в него пока не вкладывается. Ну, так и неудивительно, полицейских-то функций они не исполняют. Хотя, как посмотреть, бунт именно опричники подавляли, по крайней мере, на заключительном этапе. Но, все равно, в устах Стерва „опричники“ прозвучало, пожалуй, как „спецназ“ или „гвардия“».
