Прошел месяц, со дня как Рауру ушел к Вечному костру Мудрого старца. Кашевар Буртил, здоровенный малый с закатанными до локтя сильными руками и объемистым, подвязанный кожаным передником пузом, попросил нарубить дров, чтобы печи растопить да обед сготовить. Сегодня была очередь Слава, но того намедни ужалил пустынный паук, и парню нездоровилось. Укус паука не смертелен, но человек, отравленный ядом этого существа, несколько дней будет лежать бревном, пуская слюнявые пузыри, пока кровь не победит отраву.
Грром поставил крупное полено на чурбак и только было замахнулся, как неровно отпиленная деревяшка упала с пня. Грром поднял чурбак, водрузил на место, замахнулся колуном. И вновь он упал.
И такая злость Гррома взяла, и на чурку деревянную, и на свою судьбу, и на треклятого пустынного паука, и на Гррага… В сердцах нео замахнулся колуном и что было сил ударил по деревяшке! В обхват шириной, в полтора локтя высотой, пень какого-то старого, каменно твердого дерева развалился на две ровные половины, разрубленный вдоль тяжелым топором.
Топор с глухим стуком выпал из мохнатой лапищи. Грром устало сел на разрубленный им же ни в чем не повинный чурбак и невидящими глазами уставился вдаль.
В последнее время всё валилось у Гррома из рук. Не углядел, двух быков туров, отбившихся от стада, задрал медведь-жук. Получил нагоняй от старосты фермеров Терентия. На тренировке, опять впав в раж, забылся, упустил из виду противника – получил дубиной по голове. В кузнице, задумавшись, передержал заготовку меча в горниле, и в итоге вместо оружия получилась коса и две мотыги. Ох и ругался мастер Сван, кожевенник, заказавший меч в дар какому-то боярину. Железо-то было Сваново. Но Вулкан все уладил, отдав свой червленый меч, зависть всех воинов и особенно мастера клинков Никодима.
Проблема вроде бы разрешилась, а вот осадок на душе остался. Да и учителю в глаза совестно теперь смотреть.
Впервые за десять долгих сезонов, или, как говорят люди, – лет, Грром почувствовал себя абсолютно лишним и одиноким. И с каждым прожитым днем, с каждым проступком, косым взглядом в сознании молодого мутанта укреплялась уверенность в том, что здесь, в крепости Метал Макса, нео, сын вождя по имени Грром, – чужой.
В результате Грром окончательно замкнулся в себе.
* * *
Солнце раскаленным красным шаром повисло над самой головой. Поросшая редкими островками сухой травы земля колышется маревом. Жара… Стадо туров разбежалось по полю в поисках еды. Вот два быка-одногодка с глухим костяным стуком изогнутых рогов сошлись лбами. Видимо, не поделили особенно сочную травинку. Туры вообще очень агрессивны, чуть что, сразу в драку лезут.
По краю поля верхом на быке разъезжает Скат. Нормальный парень, только болтун. Тоже вроде из племени нео, но почти без шерсти, на хомо похож. Выродок, одним словом. Грром сплюнул в пыль.
Резко щелкнул кнут – почуявший было волю бык, получив на орехи, быстренько вернулся обратно. Скат не дремлет.
А вот из-за холма показался всадник на фенакодусе – Вертер. Как всегда в длинном дырявом плаще и такой же дырявой шляпе. Он хомо, и у него есть фенакодус – умная зубастая коняга, которая не трогает мутантов и не нападает на нео. Странный он, этот старик. Все время намекает, что он вовсе не человек, а кио. Вулкан как заслышит россказни Вертера о том, что, мол, «…один из первых!», так ржать начинает, хрен остановишь. Но кузнец только смеется над этим хомо, при этом не опровергая его слов.
Грром тронул ногами своего тура, правя уздечкой к высохшему дереву. Бык тяжело дышал под седлом и фыркал на мух, облепивших глаза, но приказов слушался. Спрыгнув на землю, нео расседлал тура и отпустил пастись, а сам развернул большой кусок выделанной кожи, что всегда возил с собой в скатке. Закрепил одним концом за сук, а другим на воткнутое у корней копье повесил. Получилось нечто вроде шатра. Защиты от дождя или холода никакой, но от палящего солнца оберегает. Молодой нео бросил седло на корни, уселся в тень. Глотнул теплой, пахшей кожей, чуть солоноватой воды из поясного бурдюка. Поморщился: «Гадость…»
Туры – массивные, горбатые, в холке почти со взрослого человека высотой, основной источник мяса, кости, кожи, молока и всего, что из молока можно сделать, – сыр, масло, творог. Все это можно продать, обменять, съесть, пошить одежду, чем, собственно, в крепости и занимались. Туры полезные животные. Послушные для хозяев и опасные для хищников – враз медведя-жука гуртом затопчут. И охраняют-то их не столько от зверей, а сколько от глубоких ям, дурной земли и скотокрадов.
Грром поерзал на жестком седле, глотнул еще воды. Сплюнул. Достал из поясной торбы кусочек сушеной собачатины и сунул в пасть. Рот сразу же наполнился слюной.
Слав так до конца и не оправился от укуса пустынного паука, с трудом ходит. Брат-распорядитель направил его на кухню, в помощь к кашеварам.
Грром погладил ложе большого, со стальными плечами арбалета – приз за состязание по чтению, письму и счету.
Просвещенные братья, время от времени подводя итог обучения отроков, проводили состязания. Так же поступали и мастера по ремеслам, учили, заставляя делать за себя черную работу, а потом спрашивали, мол, как сделать то или это. Вулкан про закалку железа или заклепки. Кожевенники про выделку, мясники да фермеры про засолку, прополку. Ответил правильно – хорошо. Не ответил – получай нагоняй, ночные смены на стене, чистку турьих, крысопсовых, птичьих загонов. Или и того хуже, чистку отхожих ям. Поневоле задумаешься и прилежно запомнишь да повторишь. Все ведь знания, умения впрок пойдут, и за спиной камнем не висят, к земле не тянут. Не ленись только.
Стадо вместе с двумя пастухами постепенно стало сдвигаться на юг – туры не стоят на месте, всегда движутся. Грром встал, подозвал свистом своего быка, запряг, собрал скатку. Припустил галопом за уходящей живностью. В левой руке узда, в правой лапище копье, тяжелый арбалет мерно бьет по спине, когда бык перескакивает ухабы. Туры уже скрылись за холмом. Ветер принес далекий вой крысопсов. Плохо. Псы даже в стае для туров не опасны, но вот хлопот доставят, гоняя стадо туда и сюда.
Заехав на самую вершину холма, нео привстал в стременах. Сразу за возвышенностью находилась обширная и глубокая впадина, поросшая высокой травой и зеленым сочным камышом. Старое, почти высохшее болото, или, вернее, заболоченный ручей. Спасаясь от жары и мух, туры забрались во влажные заросли и разлеглись, пережевывая свою жвачку. Теперь часа два можно не беспокоиться, спокойно перекусить и даже вздремнуть по очереди.
Пока Грром спустился с холма и подъехал, Вертер и Скат, выбрав место посуше, развели костер и повесили котелок с водой.
