— Не хозяином, — тут же прервал я.
— Разве важно, как это называется? Важен смысл.
— Важно, что стоит за названием. В любом случае, спор этот бесполезен, потому что ты плохо понимаешь нашу жизнь, и стоит ли тебе растолковывать все тонкости?
— Не стоит, согласна. Мне это малоинтересно. Вызывает интерес другое — а что со мной будет потом, когда ты всё закончишь в Мероби? Я буду тебе больше не нужна — и что?
Несколько долгих мгновений я вглядывался в её ничего не выражающие глаза. «Долгих» потому, что до меня в один миг дошло, насколько важным станет каждое слово, которое я сейчас произнесу. Сказанное мною определит дальнейшие наши отношения с Машкой, причём от и до. Она может погубить меня, но может и помочь, причём здорово помочь. Даже приблизительно я не представлял себе, какие бы такие слова произнести, чтоб у демоницы возникло острейшее желание выполнять все мои поручения, или хотя бы не пропала готовность. Воистину, это была игра с судьбой, как променад по минному полю.
Одно я понял сразу же и без оговорок — мне следует держаться уверенно даже там, где я вообще ни в чём не уверен.
— Почему ты говоришь так? В каком смысле — не нужна? — я взял её за подбородок. — Мне нужен любой, кто верен мне. Даже в человеческом мире подобное тебе существо может оказаться очень полезным. Или ты хотела что-то ещё узнать? Так задай вопрос прямо.
— Ты собираешься и дальше держать меня при себе?
— Могу сказать, что я определённо не собираюсь делать. Я не собираюсь жениться на тебе и заводить с тобой детей. Оставить же при себе — собираюсь. И планирую забрать с собой в человеческий мир. Что-то хочешь мне по этому поводу сказать?
— Нет, — теперь во взгляде демоницы появилось любопытство. — Меня всё устраивает. Пока. Если ты намереваешься сделать мою жизнь при тебе сносной, то пока я думаю и дальше помогать тебе.
— А что — всерьёз собиралась перестать помогать и начать гадить? — я изобразил сходный интерес. — А чего ради? Ради какой вкусной плюшки ты планировала это изощрённое самоубийство? Рассей мои сомнения — уж не из принципиальных ли соображений?
— Что это такое? — Я, как мог, разъяснил. — Забавно. И многие ли люди увлекаются подобной странной религией? — Я, мысленно чертыхнувшись, перелицевал объяснения по-новому. — Всё равно непонятно. Действовать во вред себе ради блага того, кто, возможно, о поступке даже не узнает? Ну не чушь ли?
— На твоём месте я поостерёгся бы разбрасываться заявлениями про чушь. Просто потому, что ты мало понимаешь в нашей жизни. И демоны, и люди действуют так-то и так-то, руководствуясь своими желаниями, верно? У нас просто по-разному расставлены приоритеты.
— Само существо живого разумного создания диктует ему необходимость следовать в первую очередь своим желаниям и намерениям. А потом уже чужим. Если руки дойдут.
— У людей именно так всё и обстоит. Просто иной раз чужие желания становятся важнее, чем свои.
— Видимо, иной раз люди виртуозно умеют лгать себе самим.
— Эта ложь — неважно, как её назвать — делает людей чем-то большим, чем животные. Хотя да, извращаясь, опускает человека ещё ниже, чем какая-нибудь гиена или шакал. Такова оборотная сторона человечности.
Маша раздражённо сверкнула на меня глазами. Я её, конечно, не переубедил, да и не особенно стремился. Мне был интересен собственный взгляд на представителей одного со мной биологического вида. Да, тысячу раз можно согласиться, что люди мерзки по самой своей природе, что они хуже любого животного, что демона перещеголяют изощрённой жестокостью, и набрать тысячи примеров в доказательство. Но куда девать добро, любовь, самоотверженность, понимание, ласку, заботу, мудрость, которые всё равно есть? Как ни крути, как ни упорствуй — они есть, были и будут всегда. И в этих примерах — великая вера и надежда на человечество.
Впервые мне пришлось по-настоящему изображать из себя телохранителя и торчать рядом с Аштией в ходе крупного боя уже где-то на середине Долины дымов. Не странно, что она так называлась — воздух был густо затянут неприятной, будто плесень, серой дымкой, вид которой в первый же момент захотелось охарактеризовать очень официозно — «задымление». Но дымом при этом не пахло.
Видимость, разумеется, оставляла желать лучшего. Чему ж тут удивляться. Я, постоянно держась рядом с госпожой Солор, так и не увидел ни единого фрагмента самого боя, хотя штабной навес расположили на возвышенности. Аштия тоже не спешила вглядываться во мглу — она довольствовалась картой, куда офицеры беспрерывно наносили новые сведения, и записками, которые ей передавали адъютанты.
В первый момент, увидев Аше, я подумал, как плохо она выглядит — осунувшаяся, расплывшаяся, поникшая. Но стоило женщине взяться за дело, как от сонной расслабленности и усталости не осталось и следа. Она подобралась, сосредоточилась, взгляд стал чутким и вдумчивым. И сильным, как удар. Здесь Аштия была на своём месте. Она почти всё время молчала, а если и открывала рот, то лишь для того, чтобы задать вопрос. Офицеры делали своё дело, словно бы и не обращая на неё особого внимания. Её работа состояла не в том, чтобы непрерывно раздавать указания — госпоже Солор приходилось пребывать в абсолютной готовности в любой момент вынести решительный и окончательный вердикт, если б между офицерами возник спор. В случае непредвиденной ситуации она должна была мгновенно сделать однозначный выбор из множества предлагаемых вариантов. Она воплощала собой высшую ответственность за всё происходящее.
Сопровождать Аштию на работе в штабе было скучно — я не знал большей части терминов, понятий и кодовых названий, которыми перекидывались офицеры и госпожа Солор, ничего не понимал в карте. Какие-то значки передвигались по сложно расчерченной плоскости, то там, то здесь расползались разноцветные пятна — фиг его знает, что это может означать. В дымке тоже нереально разглядеть подробности, да и не так уж много самой дымки доступно глазу: с трёх сторон шатры, какие-то опоры с широкими картами, заслоняющими обзор. Одна видимость свободного пространства.
В минуты отдыха, когда Аштии подавали охлаждённый напиток, и она расслабленно растекалась в кресле, иной раз я ловил на себе её взгляд. Во время работы госпожа Солор обращала на меня не больше внимания, чем на опоры навеса или сам навес. А тут… Видимо, нашёлся и для меня клочок внимания.
— А это запланировано — чтоб бой произошёл в Долине? — полюбопытствовал я, когда увидел, что не помешаю своим вопросом. — Или, скажем так, внештатная ситуация?
