Вербена склонила голову набок.
— Это вы? — спросила она. — Это вы затеяли? Не пытайтесь скрыть — я читаю каждую мысль.
Она оглянулась на Винсента.
— Даже вашу, господин Глава.
Кассиус тонко пискнул. Тао и Авис удерживали его, но затыкать рот незачем более оказалось; Владыка потерял сознание.
Минус один, подумал Рони. Целест и Касси вне.
— Вербена? — Элоиза отпихнула бесчувственного жениха и телохранителей. Она спустилась к названой сестре, по дороге споткнулась, но равновесие удержала. Вблизи Рони заметил потеки туши, похожие на черную татуировку, теперь она не замечала Целеста. Его — то-
же. — Послушай… я не понимаю, что происходит? Они говорят, что…
— Я Амбивалент. Это правда, — просто объяснила Вербена. На смуглых щеках вспыхнул румянец, словно она просила прощение за побег из резиденции — например, к Целесту в Цитадель. Элоиза — старшая сестра, ее нужно слушаться.
— Ты убьешь нас всех?
— Я не…
Она не договорила. Взмахнула руками, выгнулась назад, точно исполняя сложное па, светлые глаза побелели от боли.
«Эмпатическая волна».
Не волна — цунами, целый океан — северные воды со всеми рыбами, айсбергами и утонувшими кораблями.
Винсент. В полную силу. Рони сжал виски, чувствуя, как лопаются — щелк-щелк, как сухарь на зубах, — его нервные клетки. Нельзя находиться рядом с волной- океаном и выжить… и от ее удара тоже.
Амбивалент или нет, Вербена обречена, и глаза ее похожи на искрошенные кратерами луны.
В ту же секунду воины во главе с Декстрой швырнули — кинжалы костяных шипов, огненные сгустки, миниатюрные молнии; центр зала, который когда-то был обеденным, заволокло туманом, вонью горелой плоти с примесью чего-то кисловатого, словно подгнившие яблоки.
Рони сбило с ног чьей-то ударной волной, и разум словно залило молоком. Сплошное белое пятно. Он перекувырнулся и замер возле Целестовой скамьи, как никогда напоминая тюк с тряпьем.
Где-то заканчивался мир, но Рони был далеко.
«Элоиза», — очнулся он с кроваво-железистым вкусом во рту. Молочное пятно отползало затылком, шейными позвонками.
«Элоиза, — подогнал он. — Целест. Аида. Вербена…»
Заставил себя поднять голову и едва сдержал вопль — прямо на него неслась Элоиза, зажав в руке шип кого-то из воинов-Магнитов. «Дежавю, — вспомнил Рони одно из умных слов Целеста. — Она уже… делала так… с Адрианом Альеной…» Чужое дежавю — во время единения выцепил у Целеста его образы.
Неслась она по странному «ковру». Рони зажал рот, понимая: этот жирный пепел, эти полосы и куски обугленных костей — все, что осталось от воинов… и от отключенных-мистиков тоже.
Вокруг царил хаос. Стражи, Гомеопаты, обычные зрители — беспорядочно метались по залу, кто-то с разбегу впечатывался в стену и замирал так, сцепились два стража — из горл обоих хлестала струей блевотины желто-зеленая кислота. Пара других — смуглый и белесый методично жгли друг друга. Какая-то старушка вырвала глаза и швырнула под ноги беснующихся одержимых.
Рони предположил, что она стала одержимой-психом и увидела… что-то.
«Вот и все». — Ему хотелось закрыть глаза и дождаться своей очереди. Вряд ли стоило надеяться, что Элоиза — Вербена — пощадят его.
Но Элоиза метнулась мимо, ощериваясь новыми шипами. Они выпирали из-под юбки — рвали ткань и кожу, пара выдвинулась из черепа — теперь Элоиза казалась настоящим демоном с рогами и когтями.
«Нет. Нет. Я сплю и у меня… эти… картинки…» — Рони зажмурился, надеясь, что видение пропадет.
Только не Элоиза. Пожалуйста-пожалуйста- пожалуйста, Рони будет хорошим, Рони не осмелится осквернить рыжеволосую Мадонну — Целест называл так святую женщину, Элоиза тоже святая, Элоиза не может…
«…стать одержимой».
Она пронеслась, похожая на булаву в рост человека — без цепи, но с шипами, те выстреливали один за другим — из запястьев, голеней, из груди и позвоночника, делая ее похожей на дикобраза. Она одним скачком настигла медлительного Винсента — тот успел только выдохнуть коротко и тут лишился обеих рук — Элоиза отрубила их парой лезвий. Замерла на секунду, заливаемая
фонтаном крови из артерий, а потом буквально зарылась в грузное тело, прорубая себе путь в его плоти.
Рони закусил губу, завороженный зрелищем.
В несколько секунд от Главы мистиков осталась лишь гора ошметков. Одержимая выплюнула отгрызенное ухо, выкрикнула короткое «Кха!» и метнулась дальше — в общую свалку.
«Одержимые. Они все одержимые, потому что так захотел Амбивалент… богиня Виндикара».
А Вербена сидела рядом с Целестом, не замечая безумия, не слыша ора бессмысленной ярости и предсмертных воплей, треска ломающихся скамеек, не чуя вони экскрементов из вспоротых животов, крови и размазанных по полу и стенам кусков, и держала его за руку. Над ними пролетела и разбилась в щепки кафедра, откуда вещали обвинители и защитники. Несколько щепок запуталось в волнистых волосах Вербены: она прикрыла собой Целеста.
— Элоиза! — Рони заставил себя встать. — Элоиза!
Он запнулся о чей-то череп, выжженный до неузнаваемости — только черные зубы скалились, словно грозили покусать. Рядом Глава ученых Флоренц дергался от удара электротока, обугливаясь медленно и распухая, как от газовой гангрены. «Иногда одержимые убивают себя сами. Мы работаем над этим тоже, может быть, газ какой — чтобы только на них действовал, а людей и Магнитов не трогал», — вспомнились Рони его же слова… или не его?
Неважно.
Из глазниц Флоренца потекли разжиженные мозги. Рони отвернулся, чтобы наткнуться взглядом на останки Винсента. При жизни он казался внушительнее, почему- то подумалось ему. Потом сразу трое — клубок-сгусток сцепившихся одержимых — влетели и размазали останки.
Хаос к хаосу.
«Покойтесь с миром», — проговорил Рони на телепатической волне, пробиваясь через помехи «психов». Он чувствовал себя оглушенным, контуженным — ни страха, ни ужаса, только холод и печаль. В центре пожара — замерзаешь, словно в подвале дешифратора.
Декстры нигде не было. Аиды — тоже.
— Элоиза! — снова позвал Рони.
Она пробивалась к выходу, срубая по пути головы, отсекая руки и ноги, прорывая бесчисленными лезвиями животы с такой легкостью, будто лопала мыльные пузыри.
«У них одна суть — ярость и лезвия. — Рони отсутствующе улыбнулся. — Элоиза могла быть хорошим Магнитом… жаль, что она стала одержимой. Жаль, что Вербена предала и ее».
Вокруг стояла пелена из дыма — дотлевали останки воинов и мистиков, принесенных в жертву, зарево мясных брызг и пыль от ломаемой мебели. Рони оглох от грохота и воплей, а потому чудилось, точно плывет в ледяной воде — пробивается сквозь злое, непокорное течение, и за ноги его цепляют водоросли, поросшие ракушками пальцы утопленников и крабовые клешни.
