Выходя из отеля, я представлял собой ходячую бомбу, разрушительную силу. Черный детектор энергии лежал в кейсе, в крышке которого я прорезал отверстия, чтобы видеть стрелки. Где-то здесь притаился враг, и я дождусь, когда он начнет действовать.
Ждать пришлось недолго. Энергия времени сорвалась с цепи где-то совсем близко, судя по поведению стрелки, и я пошел по следу. Я прокладывал свой курс, не обращая внимания ни на людей, ни на транспорт. Но, чуть не попав под грохотавший грузовик, притормозил и стал поосторожнее.
Вот широкая улица с зеленым газоном посредине, высокие, удручающе однообразные здания, стены из стекла и металла тускло мерцают в загрязненном воздухе. Все дома похожи друг на друга. Который из них?
Стрелка снова качнулась, дрожа, она поворачивалась при моем движении, а напряжение поля достигло конца шкалы.
Здесь. В этом черно-красном здании.
И я вошел, готовый ко всему.
Ко всему, но не к тому, что случилось на самом деле. За мной тут же заперли дверь, и перед ней выстроился заградительный отряд. Все, кто там был — посетители, лифтеры, даже продавец табачных изделий, — все шли, бежали, проталкивались ко мне с холодной ненавистью в глазах.
Меня обнаружили. Должно быть, засекли мой детектор. Они знали, кто я. Мне не удалось атаковать первым.
Глава 8
Кошмар осуществлялся наяву. Хотя бы раз в жизни нас всех охватывает приступ паранойи, когда кажется, что все против нас. Теперь я столкнулся с этим в действительности. Всего на миг обуял меня дикий страх, потом я одолел его и стал бороться.
Это мгновение оказалось решающим. Надо было сразу стрелять, убивать, жечь, разрушать, как и было задумано. Но я не думал, что столкнусь сразу со всеми, поэтому был обречен на поражение. Я, конечно, нанес им какой-то урон, напустил газу, набросал бомб, сражался — но этого было недостаточно. Все больше рук хваталось за мою одежду, им не было числа. Они не церемонились — они ненавидели меня той же лютой ненавистью, что и я их. Мы, две стороны одной медали, видели в другой стороне только смерть. Меня одолели, сбили с ног, и потеря сознания была милосердием.
Мне не дали долго наслаждаться покоем. Боль и резкий запах, ожегший ноздри, вернули меня к неприятной реальности. Надо мной стоял человек, высокий и могучий, черты его расплывались перед моим мутным взглядом. Казалось, много рук держали, сжимали и трясли меня. Вот провели чем-то влажным по лицу, смыв то, что мешало мне смотреть, и тогда я увидел. Увидел его так же ясно, как он меня.
В два человеческих роста, он так возвышался надо мной, что пришлось откинуться назад, чтобы смотреть на него. Весь красный, темные ромбы глаз, острые зубы.
— Откуда ты? — пророкотал он на языке нашего корпуса.
Должно быть, я вздрогнул, ибо он улыбнулся. В его улыбке не было тепла — только торжество победителя.
— Специальный корпус, так я и знал. Последняя вспышка перед наступлением тьмы. Сколько вас тут? Где остальные?
— Они… найдут тебя, — вымолвил я.
Невелик успех на моей чаше весов против его победы. Они пока не знают, что я один, и не убьют, пока не узнают. Это недолго продлится. Меня здорово избили, совершенно разоружили, и теперь за мной, лишенным всякой защиты, проследят до отеля и вскоре поймут, что бояться нечего.
— Кто вы? — спросил я. Слова теперь — мое единственное оружие.
Вместо ответа, он победным жестом вскинул кулаки.
Мои губы выговорили сами:
— Вы — безумцы.
— Конечно! — возбужденно крикнул он, и все руки задергали и затрясли меня. — На том мы стоим. Однажды нас за это уже убили, но больше не убьют. На этот раз мы победим, ибо уничтожим врагов до рождения, обречем виновных на вечное забвение.
Я вспомнил — Койпу говорил о том, что Земля в далеком прошлом была уничтожена. Не для того ли, чтобы остановить этих людей? Не решается ли в эту минуту судьба планеты? Визгливый голос врага оборвал мою мысль:
— Возьмите его! Пытайте самыми страшными пытками, чтобы доставить мне радость и сломить его волю. Потом высосите всю информацию из его мозга. Все должно быть раскрыто, все!
Когда меня потащили из комнаты, я уже знал, что нужно делать. Ждать. Избавиться от этого человека, от толпы, остаться наедине со своими искусными палачами. И это произошло скоро. Служители в белой лаборатории набросились на тех, что принесли меня, и отняли меня у них. Они обращались друг с другом так же зверски, как и со мной, — это была иерархия ненависти. Должно быть, они и вправду безумны. Что за извращение истории вызвало этих людей на сцену? Трудно представить.
Я выжидал спокойно, зная, что у меня всего одна возможность и другой не будет. Дверь закрыли, меня положили на стол и привязали к нему за ноги. В комнате было пять человек. Двое, спиной ко мне, были заняты своими инструментами, остальные держали меня. Я выдвинул нижнюю челюсть и изо всей силы нажал на последний зуб.
Это было мое последнее оружие — оружие на крайний случай. Я им никогда раньше не пользовался, даже не держал при себе, считая, что ни в одной заварухе, даже смертельной, не стоит побеждать такой ценой. Теперь — другое дело. Искусственный зуб хрустнул, и капли горькой жидкости из него потекли мне в глотку.
Первый удар боли был смягчен, сглажен анестезирующим наркотиком. Он помог мне выдержать убийственное действие остальных ингредиентов. Это дьявольское зелье разработали медики корпуса по моей идее и испытывали только в небольших дозах на подопытных животных. Оно содержит все известные науке стимуляторы, а также синергаторы — новый класс химических веществ, от которых человек испытывает прилив сверхъестественной силы. Явление давно известное, но воспроизвести его ранее не удавалось.
Время побежало быстрее, а люди вокруг двигались медленно. Я выждал еще долю секунды, чтобы средство окончательно подействовало, и тогда освободил руки — хотя их держали, навалившись всем телом, двое крепких мужчин. Я не почувствовал ни их веса, ни даже усилия, когда оторвал обоих от пола и стукнул лбами, а потом швырнул на третьего, стоявшего у меня в ногах. Все повалились друг на друга, их лица исказили гримасы боли и страха. В тот же миг я сел и, схватившись за железные крепления, стягивавшие ноги, разорвал их. Мне казалось, что это очень просто и само собой разумеется. Я, кажется, повредил себе пальцы, но не придал этому значения, едва заметил. В комнате были еще двое — они только поворачивались ко мне, как будто расправа с остальными заняла одно мгновение, — так, видимо, и было. Видя, что застал их врасплох и один только начинает поднимать оружие, я бросился на них, кулаками сбил с ног и швырнул к остальным, в кучу скорченных тел. Их было пятеро против одного, и я не мог щадить их, даже если бы захотел. Я бил ногами — руки не действовали, — пока куча тел не перестала шевелиться, и только тогда смог позволить холодному логическому мышлению взять верх над слепой яростью.
Что дальше? Надо уходить. Моя одежда превратилась в лохмотья, и я сорвал их с себя. Палачи были все в белом, я терпеливо расстегнул непривычные застежки и надел на себя наименее испачканный костюм. На лбу была рваная рана, я аккуратно перевязал ее — здесь должно было быть много перевязанных после стычки у входа — и забинтовал руки. Мне никто не помешал, и, покончив с этим, я вышел и торопливо зашагал через холл тем же путем, которым меня тащили еще недавно. Весь дом гудел, как потревоженный улей, и все были слишком заняты, чтобы меня замечать, — даже те, что толпились в приемной, где было выставлено на большом столе мое вооружение. Будь у меня время — я бы улыбнулся.
Тихо, никого не побеспокоив, я протянул руку и задействовал контейнер с газовыми бомбами, задержав дыхание, пока не вставил фильтры в нос. Это газ быстрого действия, и даже те, кто видел, что я сделал, никого не успели предупредить и сразу повалились. Все заволокло газом, я взял пистолет Гаусса и распахнул большие двери в соседнюю комнату.
